Весьма показательно, что из продукции первых краковских типографий до нас дошли четыре издания на латыни, а из печатной мастерской Фиоля тоже четыре издания на славянском языке. Срок между выходом латинских и славянских книг предельно сжат, и это со всей безусловностью указывает на злободневную необходимость выпуска подобных изданий. Значит, имелся в виду читатель, ориентированный не на Запад, а на Восток, читатель славянской культуры и образованности. Чем вызывалась такая ориентировка в Кракове и кто обязан был учитывать ее в политике?
В большом плане этого требовал союз с Великим княжеством литовским, объединявшим огромные массы русских, украинцев, белорусов, исповедовавших православную веру и нуждавшихся в книгах на славянском языке. В малом плане этого добивались просвещенные гуманитарии Краковского университета, среди которых было немало выходцев из восточнославянских земель. Ими руководили просветительские идеи, стремление укрепить национальное самосознание народов, чьими представителями они себя ощущали.
Интересно, что «Швайполта Фиволя из немецкого родоу Франка», как он именует себя в своих изданиях, вскоре после выпуска им славянских книг арестовали за высказывание против католического причастия «под одним видом» и за вкушение отдельно тела и крови Христа, требуемое восточной церковью. Видимо, «немецкого родоу Франк» настолько увлекся своей просветительской миссией, что даже переменил веру. Потом Фиоля выпустили из тюрьмы, но типография его с тех пор прекратила работу, — наверно, это было условием освобождения. Какие только трагедии не скрывает история в своем лоне!..
Впрочем, это догадка одного из исследователей, другие склонны считать, что Фиоля обвиняли в гусистской ереси. Так или иначе инквизиционная коллегия признала его «правоверным и преданным католиком». Признала-то признала, но выпуск славянских книг прекратился, а когда стоявший за Фиолем богатый и гуманный Турзо попросил разрешения осуществить их выход в свет, капитул, ведавший подобными делами, ответил, что архиепископ решил убедить просителя и удержать его от распространения и печатания упомянутых книг. И, конечно, убедил и удержал.
Первой славянской книгой, выпущенной Фиолем, был «Октоих» — один из самых употребляемых богослужебных сборников, содержащий молитвословия для всех дней недели. Нам известно восемь экземпляров «Октоиха», причем последний был обнаружен совсем недавно, в 1965 году, в деревне Заозерье Холмогорского района Архангельской области. Причем именно он оказался наиболее полным, сохранившим почти все листы за пять без малого столетий своего существования. Это была сенсационная находка, совершенная экспедицией Русского музея.
Примечательно, что тоже «Октоихом» началось книгопечатание на другом конце славянского мира — в Черногории. Причем спустя всего два года после его выпуска Фиолем, то есть в 1493 году. Обе даты, 1491-й — «Октоих» в Кракове и 1493-й — «Октоих» в Черногории, нетрудно воскресить в памяти, если вспомнить, что между ними, в 1492 году, была открыта Америка. Масштабы великих изобретений и открытий соприкасались!
История южнославянского книгопечатания стоит несколько в стороне от истории печатного дела на Руси, мы здесь ограничимся лишь упоминанием о нем. Нас больше занимает распространение печатного слова в восточнославянских областях.
В своем взгляде на исторические причины возникновения славянского книгопечатания мы не одиноки. Великий украинский писатель Иван Франко связывал типографию Фиоля с деятельностью знаменитого князя Константина Острожского, крупнейшего феодала, ревнителя православия. Дворец Острожского находился в Кракове, и князь, всеми силами противившийся католическому влиянию, естественно, не оставил без внимания очаг славянской культуры, каким была типография Фиоля. Во всяком случае, «русские князья», как их называли по традиции, восходившей к временам Владимира Мономаха, были прочно заинтересованы в акциях, подобных фиолевской. Рукописные оригиналы книг, с которых краковский типограф печатал свои издания, вряд ли направлялись к нему из далекой Москвы; скорее всего они находились под рукой.
Из чего же проистекала такая заинтересованность опытных политических деятелей, подобных Острожскому? Может быть, в основе лежала лишь фанатическая убежденность в преимуществе православной веры над католической? Нет, причины здесь рациональные, а истоки находятся в истории русских земель в составе Великого княжества литовского, судьбу которого мы не случайно назвали драматичной.