***
Каких только гадов нет в тропиках! И чем ближе к экватору, тем их больше: всевозможные пауки, змеи и насекомые, укус которых вызывает невыносимую боль, или даже смерть. Если на маленьких островах они не водятся, то на больших их пруд пруди. То ли дело Сибирь, гнус, змеи и медведи, стандартный набор, к которому мы, обычные граждане, давно привыкли.
Слепота прошла, и Оля еле открыла слипшиеся веки. Вот только вид был странным, всё выглядело перевёрнутым и куда-то двигалось, хотя ноги её находились без движения. Она окончательно пришла в сознание, и обернулась по сторонам, как вдруг какой-то камень больно ударил её по голове. Ай, - хотела сказать она, вот только не смогла вымолвить и слова, потому что её рот, руки и ноги были связаны. Более того, Ольга висела вверх ногами на толстой палке, которую несли два раскрашенных человека. Рана на ноге была смазана чем-то зелёным, и из неё струилась белая жижица.
Платье задралось, и разукрашенный человек бесцеремонно пялился ей между ног и улыбался. Ей вдруг захотелось со всей силы ударить его прямо в лицо, но путы были крепкими, и сделать это было невозможно.
Так они и шли, а она качалась на бамбуковой палке, словно чей-то трофей, добытый на охоте. За спиной воина шли другие, они несли остальных ребят. Ей тут же подумалось, что им нелегко тащить такую тушу как Павел. Оля даже улыбнулась в этот момент.
Наша странная процессия остановилась на большом открытом пространстве, индейцы опустили ребят на землю. Из её положения невозможно было осмотреть всю территорию, но было видно множество соломенных хижин, повсюду сновали люди, голые по пояс женщины и мужчины.
Глава 11
У тех, что принесли их, на теле и лицах была ритуальная боевая раскраска, не такая, что наносят себе современные женщины перед выходом в свет, а более яркая.
Эти люди обшарили её сумочку, и смеялись над одеждой, а потом подняли их и понесли в центр деревни. На деревянном троне, украшенном черепами диких зверей восседал старик, по всей видимости вождь племени. Высокомерное лицо его было разукрашено белой и красной краской. Головной убор состоял из ярких перьев какой-то неведомой птицы, возможно попугая.
Ребят бросили перед ним, словно тюфяки с соломой. Позади были слышны чьи-то стоны. Ольге тоже было не особо приятно очутиться на голой земле, раскалённой от полуденного солнца.
Вождю поклонились, отдали сумку, и Пашину зажигалку. Он по хозяйски заглянул туда, достал зубочистку, и засунул её в рот, а потом чиркнул зажигалкой. Индейцы в страхе попятились, и упали ниц. Непривычно было видеть такое, если мы попали в семнадцатый век, то тут люди были совсем ещё дикари, и вряд ли умели обращаться со всем этим.
Вождь пальцем показал на Олю и Павла, воины тут же схватили их и поднесли поближе.
— Развяжите их, - сказал он на ломаном английском.
— Вы не из этих мест, верно?
— Как вы догадались? – спросила Ольга.
Паша, как всегда глазел по сторонам, не понимая ни слова.
— Мне ведомо многое из того, что скрыто от людских глаз. Вы пришли из далёкой страны, на серебряной птице прилетели сюда, но что-то пошло не так, и вот вы здесь.
— Серебряная птица, вы имеете ввиду самолёт?
— Да, так называют его ваши люди.
— Вы видели ещё кого-то из наших?
— Нет, это было не сейчас, а потом, - он махнул рукой куда-то вдаль, - но вы нарушили границу моих владений, это святые места, не доступные бледнолицым. За такое святотатство вас ждёт кара, и наказание за это смерть.
Мы встрепенулись, матросы испуганно озирались по сторонам, ожидая удара. Оля перевела Паше всё, что сказал вождь, в ответ он только испуганно пожевал что-то сухими губами. Матросы ранили его, и из плеча сочилась кровь.
Их воины окружили нас, готовые в любой момент исполнить приказ своего господина.
На поляну выскочил молодой воин, черноволосый, высокий и худой, как стрела. Он упал на одно колено перед вождём, и заговорил:
— Отец мой, ты силён и мудр, и я преклоняюсь пред твоей волей. Но ты сам говорил, что на второй день полной луны придут чужеземцы из далёких земель, и принесут нам дар, которого мы так давно ждём. Сегодня как раз этот день!
Вождь нахмурил пушистые брови, и строго посмотрел на сына.
— Сын мой, ты ошибаешься, это не те люди, которых мы ждём. А теперь пусть они умрут самой страшной смертью.