Копьё пронеслось в сантиметре от Олиной головы, и попало в Уильяма, оно вонзилось ему в грудь. В страхе она зажмурила глаза и закрыла лицо руками в ожидании следующего удара.
Сын вождя подбежал к ним, и загородил от воинов.
— Нет, отец! Я не позволю тебе убить посланников нашего бога!
Какие посланники бога, о чём он говорит? Паша тоже стоял в недоумении, девушку же трясло так сильно, что казалось сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
Вождь хотел встать с трона, но силы покинули его, и он упал обратно.
— Амэйро, я устал, отведи меня обратно в дом. Если ты говоришь, что это посланники бога, я верю тебе. Оставь им жизнь. А сейчас мне надо отдохнуть.
— Хорошо, отец, я немного поговорю с посланниками, и сразу помогу тебе.
Он подошёл к ребятам поближе.
— Почему эти люди гнались за вами?
— Матросы? Хотели убить нас.
— Вот как? Любопытно, - лицо его выглядело задумчивым.
Сын вождя кивнул воинам, нас схватили и поволокли куда-то.
***
Опять клетка! На этот раз из бамбука, а не железная. Большая соломенная хижина, в которую нас поместили, состояла из нескольких помещений. Камеры были небольшие, с двумя койками по углам. Бамбуковые палки так сильно были связаны между собой, что разрезать их под силу только хорошо заточенному ножу.
Ребят раскидали по небольшим комнаткам, Олю отдельно ото всех, Пашу кинули с Томасом, матросы были отдельно. Их осталось всего двое, Скотт и Джимми, так как Генри умер от удара ножом в живот, а Уильям истёк кровью. Копьё было смазано каким-то ядом, и матрос умер в страшных мучениях. В стенах были огромные щели, было видно всё, что делается в соседней камере.
Оля упала на деревянную кровать, и заплакала. Почему женщины иногда плачут? Возможно им необходимо выпустить лишних бабочек из живота. А если серьёзно, то от этих переживаний у любого сдадут нервы и голова пойдёт кругом.
— Оля, почему ты плачешь, что с тобой случилось? – обеспокоенным голосом спросил Том.
— Переживаю за Лёшу, как он там, среди этих головорезов! А ещё Маша, как она, жива ли?
На эти вопросы Том не знал ответа. Он тоже сильно переживал за жену, которая осталась в Англии. Вахт в те времена ещё не было, а моряки уходили в море на долгие месяцы, а то и годы.
Павел был совсем плох, видимо подхватил какую-то болезнь. Томас суетился вокруг него, и пытался хоть как-то помочь. Оторвал лоскут от своей одежды и перевязал его рану. Парень лежал на кушетке, температура его изрядно повысилась, тело покрылось красными пятнами, а на лбу была испарина.
— Что с ним такое? – обеспокоенным голосом спросила Ольга, утирая заплаканное лицо.
— У него жар, возможно тропическая лихорадка, - сказал Томас, вы на том острове не жили возле болота?
— Нет, но этот болван бегал по лесам в поисках добычи, возможно и подхватил где-то. Кто это такие?
— Индейцы? Это Таино. На сколько мне известно, они поклоняются духам предков, и животным.
Томас в задумчивости стоял над ним. Матросы, у которых отобрали оружие, столпились кучкой у дверей соседней камеры.
— Помрёт твой дружок, так ему и надо! – злобно сказал Джимми, - повезло вам, что нас схватили, а то отправились бы в гости к морскому дьяволу!
Паша ворочался и бормотал что-то.
— Что он там лопочет?
— Говорит, что если бы не индейцы, то он разбил бы твоё поганое лицо, - злобно сказала Ольга.
Джимми не ответил, а только плюнул себе под ноги.
Индеец с копьём услышал шум, и зашёл в хижину. Все сразу замолчали, Джимми злобно смотрел на него. Воин взглянул на Павла и что-то сказал на непонятном языке, а потом удалился.
Через несколько минут он вернулся с небольшой кадкой, там была вода и тряпка. Открыл клетку Томаса, и поставил её там.
— Что происходит? Почему нас держат здесь? – спросила Ольга, но индеец не ответил ей, только хмыкнул и ушёл.
Так прошло несколько дней, в хижину время от времени заходили индейцы, но их прогонял наш охранник. Из окна было видно деревню, наблюдение за бытом аборигенов был единственным развлечением: охота, приготовление еды, и ритуальные танцы.
— Жаль Паша болеет, ему бы понравился этот вид.
Из окна было видно множество женщин с голым верхом. Подходить ближе они боялись, а мужчины только скалили зубы. Лишь дети, по природе своей любопытные, подходили почти вплотную к зарешёченным окнам.
— Кыш, брысь отсюда! – говорила им Ольга.
— А что такое? – удивлялся Томас.
— Не люблю детей.
Лихорадка Павла становилась всё нестерпимее, он бился в бреду, и стонал. Томас только качал головой, и смачивал его лоб мокрой тряпкой.