Эдвард Хох
Необычное происшествие с розовым почтамтом
— Ах, вот что я называю летним днём! — сказал доктор Сэм Хоторн, разлив напитки по бокалам. — Снова чувствую себя молодым! Можно просто сидеть здесь под сенью деревьев, не беспокоиться ни о чём на свете и вспоминать былые дни. Что вы говорите? Я обещал вам рассказать о нортмонтском почтамте и дне, когда обвалился рынок? Да, это было запоминающееся происшествие, вполне — и к тому же обернувшееся самой необычной из проблем, что я разгадывал в те годы. В каком смысле необычной? Ну, тогда мне лучше рассказать историю с самого начала…
* * *
— Началось всё, насколько я помню, в четверг, 24 октября 1929 года, в будущем его назовут «Чёрным четвергом», хотя, честно говоря, для фондового рынка некоторые последующие дни обернулись гораздо хуже. С утра, однако, это был обыкновенный осенний день в Нортмонте. Небо было затянуто облаками, температура около десяти и вот-вот грозил начаться дождь.
В этот-то день Вера Брокк завершила покраску стен в новом здании почтамта, и, раз уж больных почти не было, мы с моей медсестрой Эйприл решили прогуляться и взглянуть на него. Прежде почтамт располагался в одном здании с магазином, и мы сочли веянием прогресса тот факт, что муниципалитет приспособил под эту цель старую кондитерскую лавку прямо возле городской площади.
— Теперь у нас есть не только своя больница, но и даже отдельный почтамт! — радовалась Эйприл. — Мы с каждым днём растём, доктор Сэм.
— Бостон замер от ужаса, — сказал я с улыбкой.
— О, теперь ты надо мной издеваешься, но это правда. Нортмонт скоро нанесут на карту!
— По крайней мере, на почтовую карту. — Я заметил нашу почтмейстершу, Веру Брокк, спешащую по улице с банкой краски в руке. Она была крепко сложенной женщиной за сорок лет, управлявшей местной почтой дольше, чем всё моё пребывание в Нортмонте. — Вера! — позвал я её.
— Доброе утро, доктор Сэм. Вы с Эйприл пришли за своей почтой?
— По правде говоря, мы бы просто хотели увидеть новое здание.
Она приподняла банку с краской.
— Сегодня день открытия, а я нашла целую стену, которую забыла покрасить! Вы можете в это поверить?
Она отперла дверь почтамта, и мы проследовали за ней внутрь.
— Он розовый! — вырвалось у Эйприл, и я не думаю, что даже тропические лианы по стенам могли бы удивить её сильнее. — Розовый почтамт!
— Ну, краска была дешёвой, — признала Вера Брокк. — Хьюм Бакстер заказал её по ошибке и продал мне со скидкой. Я посчитала, и получилась приличная экономия для государства. Буквально в прошлом месяце генеральный почтмейстер сказал, что дефицит в этом году составляет сто миллионов долларов, и стоимость письма первого класса может подняться до трёх центов.
— Ни за что не поверю, — усмехнулась Эйприл. — Два цента за письмо — это традиция.
— Увидим. Так или иначе, от дешёвой краски вреда никому не будет.
— Но она розовая, Вера! — воскликнула Эйприл.
— Лично мне оттенок не кажется таким ужасным.
Новый почтамт занимал приличную по размерам комнату около двадцати квадратных футов, разделённую пополам стойкой кассы, с которой посетители могли забирать свои письма или покупать марки и открытки. Заднюю стену целиком занимал обыкновенный деревянный шкаф с ящичками для сортировки писем. В то время, разумеется, никакой доставки на дом ещё не было. Все должны были сами приходить к Вере Брокк и получать свои письма.
— Выглядит совсем неплохо, — сказал я Вере. — Во всяком случае, город заслуживает того, чтобы выглядеть немного повеселее.
Едва я успел договорить, как открылась дверь и вошла Миранда Грей, самоё весёлое создание в Нортмонте за много последних лет. Я познакомился с ней предыдущим летом, занимаясь делом озера Честер, и несколько месяцев мы встречались. Когда же с приходом осени открылись школы, болезней, как обычно, стало больше, и я всё время был в разъездах. Так что мы с Мирандой всё реже видели друг друга, хотя её решение остаться в Нортмонте дольше, чем на лето, наводило на мысль о её серьёзных намерениях. Возможно, гораздо более серьёзных, чем мои.
— Привет, Сэм, как ты? — приветствовала она меня. — Ни слуху, ни духу от тебя с прошлой субботы. Я уже подумала, не переехал ли ты в Бостон.
Я попытался разглядеть, смеются ли её глаза. Но нет. Она была действительно расстроена, не видевшись со мной пять дней.
— Погода сырая, все болеют, Миранда. Работал день и ночь.
— Я думала, открытие больницы тебя немного разгрузит.
— Так и есть, если речь о серьёзных болезнях. Но с гриппом и ветрянкой все бегут ко мне. У меня просто не бывает столько свободного времени, сколько летом, Миранда.