Несколько раз я ловил на себе недоуменные взгляды ребят, но значение их понял только в конце недели. "Открыл мне глаза" Лешка Титов - верткий, веснушчатый подросток, звонкоголосый, с непокорными вихрами на макушке. Титов по наряду должен был подмести двор перед главным домом коммуны, но, бросив метлу на кучу мусора, увлекся бумажным голубем. Все воспитанники в этот день запускали бумажных голубей. (А недавно была другая эпидемия: стрельба из лука ореховыми стрелами, которая чуть не стоила одному воспитаннику глаза.) Близилось обеденное время, территория вся уже была убрана, и лишь один Титов и в ус не дул. Я уже дважды делал ему замечания, но мальчишка словно и не слышал их, вновь и вновь подкидывал голубя, звонко смеялся его удачному полету.
- Сколько раз тебе говорить? - вышел я наконец из терпения,. - Это еще что? А ну живо!
И, перехватив титовского голубя, я разорвал его на клочки. Он остолбенел.
- Зачем ты? Ну? Зачем?
- Бери метлу и кончай свой участок!
Крикнул я это сурово и даже сделал такое движение ногой, будто притопнул. Я сам почувствовал, что покраснел от гнева. Ребята, закончившие свою работу, смотрели на нас с любопытством. Титов вдруг вызывающе прищурился, выпятил грудь, произнес негромко, но раздельно:
- На горло берешь? Запугать хочешь? Гляди, у меня коленки затрясутся!
Я никак не ожидал такого ответа и молча хлопал глазами.
- Ну, что ты мне сделаешь? - насмешливо и так же напористо продолжал Лешка Титов. - На хвост соли насыплешь? Ну и полит-ру-ук! Думаешь, в самом деле тебя тут кто боится? Вот на бога берет, вот дерет глотку! Да я на воле на мильтонов чихал! Понял?
И он звонко расхохотался мне в лицо. Никто из ребят не принял мою сторону. Мне ничего не оставалось делать, как повернуться и уйти со двора. Вслед мне несся смех. Я был окончательно уничтожен.
Всю эту ночь я проворочался на узенькой казенной койке. В ушах так и звенел насмешливый голос Титова. Как же мне воспитывать ребят, если авторитет у них потерян? К утру я окончательно убедился, что не в состоянии работать с беспризорниками. Сбежать?
Но с какими глазами я приду в свой райком комсомола? Собирался в небе управлять самолетом, а тут с сопливыми ребятишками не справился. Неужели это труднее?
Два дня я не показывался из своей маленькой комнатки, обедал один, после воспитанников. Посоветоваться бы с учителем дядей Колей. Может, я неправильно понял его метод? Но почему-то я стал избегать дядю Колю. Очень уж у него непререкаемый вид. Положение разрешил заведующий коммуной Адольф Гаврилович Боярун, заглянувший ко мне на третий день. Это был загорелый черноволосый человек, с легкой сединой в висках, всегда занятый хозяйственными делами. Он прошел всю гражданскую войну, носил выцветшую командирскую фуражку, галифе и высокие сапоги.
- Заболел что ли? - спросил он меня.
Я сперва забормотал что-то невнятное, а потом вдруг искренне рассказал все, что со мной произошло.
Ничего не утаил.
- Видно, нет у меня педагогического таланта, Адольф Гаврилович. Придется профессию менять.
- Да-а, бывает, - протяжно сказал Боярун. - Чего же это у тебя ни одного стула нету? Надо будет принесть парочку. Вдруг придет кто, хоть на пол сажай.
Он опустился на мою койку и стал рассказывать, как под командованием Фрунзе брал Перекоп.
- В брод через Сиваш шли. Ноги вязнут, вода соленая, вонючая. Темень, А белые жарят из орудий, пулеметов! Вокруг - бах! дзынь! Светло, как вот в грозу бывает... иль при зарницах. Полегло нашего браата! Товарища моего ранило, пришлось несть. Совсем выбился... чуток сам не утоп. Так мокрые и шли в атаку. Да-а, всяко бывает. Ну... беляков с Крыму поперли. А ведь до революции-то я и винтовки в руках не держал.
Мне стало стыдно моего малодушия. Я молчал, опустив голову.
- Сходи-ка ты, Василь Андреич, в лесок, - вставая, сказал Боярук. Прогуляйся, голова и проветрится. Прогуляйся. Вот. А завтра на работу. Все и обойдется.
Следующий день был воскресный, и питание воспитанникам полагалось усиленное. Вместо чая подали какао, к обеду готовили мясные котлеты. Я занял свое место во главе стола. Никто из ребят не улыбнулся при виде меня, не отпустил остроты, а Титов и вообще не глядел в мою сторону. Видно, ребята не придали большого значения моему "поражению" и забыли его, как забывают обычные незначительные происшествия. Я приободрился.
Не прошло и недели, как у меня с Лешкой Титовым завязались отношения прямо дружеские. Парнишка он был вольнолюбивый и очень любознательный, всегда с удовольствием слушал, как я читал воспитанникам рассказы Горького, Короленко, рассказывал о международных событиях. Титов стал захаживать ко мне, брать книжки. Я увидел, что если с ним "ладить", то он охотно исполняет все, что от него требуется.
На свою первую "воспитательскую" получку я купил отличные шерстяные брюки, первые новые в моей жизни. Через день мне предстояло ехать в МОНО на совещание, и я их собирался надеть. С вечера примерил, походил по своей комнатке, повесил в шкаф.
А утром, проснувшись, не обнаружил. Перерыл у себя все - брюки исчезли.
"Куда же они могли деться? - растерянно думал я. - Комната, правда, не запирается, но неужели кто взял?"
Я, как был в трусах, накинул шинель, зачем-то вышел в коридор и тут столкнулся с Лешкой Титовым.
Василий Назаров
Он принес мне книжку "Железный поток" и хотел изять другую.
- Дадите?
Я вернулся в комнату, но все как-то не мог сообразить, что мне делать. Взял со стула старые брюки, стал рассматривать. Положительно, в них ехать было невозможно: не только грязные, изношенные до крайности, но и две латки на самом видном месте.
- Да вы что... такой? - удивленно спросил Титов. - В шинели ходите.
- Походишь, коль брюки пропали, - с досадой сказал я.
Титов оглядел комнату.
- Не разыгрываете?
Я не ответил и стал надевать старые: все-таки в Москву ехать было надо, что скажут в МОНО, если пропущу совещание? Титов повернулся и, не сказав ни слова, вышел.
Надо бы позавтракать на дорогу, но настроение у меня вконец было испорчено, и я решил, что перекушу в Москве где-нибудь. Я сунул в карман папиросы "Смычка" и уже собирался было выходить, как дверь сама открылась, и на пороге появился Лешка Титов с моими новыми брюками в руках. Я так и ахнул.
- Где нашел?
- Там, где их уже нету. Скажи спасибо, политрук, что захватил вовремя, а то уплыли бы твои шкары на Сухаревку. Понял?
Вот тут мне пригодилось знание блатного словаря: шкары это и есть брюки.
- Огромная благодарность тебе, Леша. Кто же все-таки "тиснул мои шкары"?
- Нашелся такой. Да ты на него не обижайся, политрук, он из новичков. Еще не обтерся в коммуне, вот и холодно ему стало. Мы ему объяснили, где раки симуют.
Я дал Лешке почитать "Детство" М. Горького и отправился на дачный поезд. Больше к вопросу о пропаже брюк мы никогда не возвращались.
В конце сентября я писал в клубе стенгазету, когда услышал во дворе шумные возгласы ребят, смех.
Выглянул в окно и увидел двух парней: их тесным кольцом окружили наши воспитанники. "Кто же это такие?" - подумал я и, отложив перо, вышел из __ Шефы приехали, - сразу сказал мне первый встречный малец. - Из Болшевской коммуны.
От нас Болшевская трудкоммуна была совсем недалеко. Я уже знал, что там воспитывались не подростки, как у нас в Новых Горках, а настоящие "блатачи": воры-рецидивисты! Признаться, я с большим любопытством смотрел на этих двух "шефов". Право же, встреться я с ними на улице, никогда бы не подумал, что у них такое необычное прошлое. Парни были самые обыкновенные, одетые вполне прилично, в чистых ботинках. У обоих на борту пиджака кимовские значки.