— Ну вот, товарищ майор, прибыли. В этом здании — сануправление фронта. Пройдите туда и выясните, где будем разгружаться.
Оставив главным Захарова, Борис с Павловским прошли в ворота. На крыльце их остановил пожилой солдат — часовой. Подсвечивая себе фонариком, он посмотрел удостоверения личности Алёшкина и Павловского и впустил их в здание.
Глава четвёртая
Миновав небольшую прихожую, они вошли в широкий, ярко освещённый коридор со множеством двустворчатых, довоенных, как сказал Павловский, дверей. Вся обстановка совсем не походила на фронтовое управление, даже на то, что видели наши герои в Таллине или Раквере. Здание не имело никаких следов разрушения, а помещения были обставлены с непривычной для Бориса и Павловского роскошью. В коридоре стояли мягкие кресла и диваны, окна закрывали тяжёлые светонепроницаемые шторы, а на стенах висели какие-то картины. По-видимому, до войны, да, вероятно, и во время неё, дом этот принадлежал какому-нибудь богачу, который, узнав о приближении Красной армии, улепетнул куда-то за границу.
Хотя и интересно было Алёшкину и Павловскому рассматривать приметы мирного времени, не виданные ими в течение почти четырёх лет, но пришли они сюда не за этим. Толкаться в каждую дверь и спрашивать, где находится начальник сануправления фронта, они не решались. К их счастью, какой-то немолодой капитан с папкой под мышкой проходил по коридору мимо наших друзей, не обращая на них никакого внимания. Появление его было настолько неожиданным, и шёл он так стремительно, что Алёшкин опомнился, только когда капитан уже открыл дверь одной из комнат. Борис крикнул:
— Товарищ капитан, будьте добры, скажите, где нам найти начальника сануправления 2-го Белорусского фронта, генерал-майора медицинской службы, товарища Жукова?
Бросив удивлённый взгляд, тот довольно невнятно пробурчал:
— Пройдите по коридору до конца, поверните направо. В тех комнатах и располагается сануправление.
Сказав это, он исчез за дверью.
Алёшкин и Павловский оказались в узком коридоре без окон с четырьмя дверями по обеим сторонам. Борис рассержено заметил:
— Нас, небось, жучат, заставляют на каждом перекрёстке указатели ставить и на дверях надписи вывешивать, а сами расселись по разным комнатам — найди тут, кого надо! Где сидит этот самый генерал?
Павловский, подумав, ответил:
— Наверно, нужно пройти в самый конец коридора и зайти в последнюю дверь… Не будет начальник размещаться здесь, на проходе.
Так они и сделали. Постучав в правую крайнюю дверь, они услышали довольно приятный женский голосок, крикнувший совсем по-мирному:
— Кто там? Заходите.
В небольшой комнатке Борис и Павловский увидели большой письменный стол, заваленный какими-то папками и бумагами, у окна маленький столик с пишущей машинкой, а у стены большой шкаф. Около шкафа на корточках сидела девушка и раскладывала на полках папки, лежавшие на полу.
— Кто там? Что вы хотите? — спросила она, приподняв голову и отбросив со лба свесившиеся в беспорядке белокурые кудряшки.
Борис, заметив на ней погоны младшего лейтенанта, сказал:
— Поднимитесь, товарищ младший лейтенант, так говорить неудобно.
Девчушка, а она оказалась действительно совсем молоденькой, видимо, вспомнив какие-то наставления о дисциплине, быстро вскочила. Оправляя гимнастёрку, глядя в упор на человека, осмелившегося сделать ей замечание, рассмотрев его майорские погоны, она довольно небрежно спросила:
— В чём дело, товарищ майор? Что вам угодно?
— Мне угодно знать, где я могу видеть начальника сануправления фронта генерал-майора Жукова, — довольно строго сказал Алёшкин.
Девушка, очевидно, не привыкла к такому бесцеремонному обращению, да ещё со стороны какого-то майора медслужбы, поэтому она надменно подняла голову и заявила:
— Василий Григорьевич находится там, — кивнула она на дверь, выходившую в комнату, — но он сейчас занят, у него посетитель. Да и вообще, не знаю, сможет ли он принять вас сегодня, уже поздно. Садитесь и подождите, пока посетитель выйдет. Я доложу.
Она присела и снова начала разбирать свои папки. Бориса это окончательно взорвало: «Вот обюрократились, как будто и войны нет! «Подождите, посидите»! Есть у нас время рассиживать, когда на площади колонна машин и более двухсот некормленых людей?» И, не обращая внимания на то, что Павловский его дёрнул за рукав, он громко и сердито сказал: