Шмидт рассердился.
— Балбес! Щенок! Уж не думаешь ли ты, что ребята спрыгнули на двор с пятого этажа?
— Ни-чего не понимаю! — развел профессор руками.
— Ветром их унесло, что ли? — сказал фотограф.
Профессор вздрогнул.
— Стойте, стойте! — прошептал он.
Он кинулся к столу, схватил стакан с бесцветной жидкостью, поднес его к самым глазам и посмотрел на свет. Потом, быстро выхватив из кармана лупу, крикнул Шмидту:
— Не сходите с места! Не двигайтесь!.. И собаку держите покрепче! Даже лучше возьмите ее на руки!
Шмидт сгреб собаку обеими руками и поднял ее, а профессор, держа перед глазами лупу и согнувшись в три погибели, стал медленно осматривать квадратики паркета, один за другим.
— Долго мне так стоять, профессор? — робко спросил фотограф, внимательно следя за странными движениями профессора.
— Ставьте ногу сюда! — крикнул ему профессор, указывая пальцем на ближайшие квадратики паркета.
Шмидт неловко поставил ногу и так крепко прижал к себе Джека, что тот забился в руках и тихонько взвизгнул.
— Молчи! — прошептал Шмидт.
— Теперь — вторую ногу! Ставьте ее сюда!
Так шаг за шагом довел профессор до дверей онемевшего от удивления фотографа.
— А теперь, — сказал он, широко распахнув двери, — а теперь уходите, пожалуйста!
Дверь захлопнулась перед самым носом фотографа.
Со звоном щелкнул французский замок.
К вечеру во двор въехала машина с голубыми полосами по бортам. Несколько милиционеров выскочили из машины, вызвали дворника и поднялись на пятый этаж, где жил профессор Енотов. Но профессора дома не оказалось.
На дверях его квартиры висела, приколотая блестящими кнопками, записка:
Не ищите меня. Это бесполезно.
Профессор И. Г. Енотов.
Глава II
А дело было так.
Накануне того дня, когда исчезли ребята, Карик сидел вечером в кабинете профессора Енотова.
На большом столе бесшумно горели спиртовки. Голубые огоньки спиртовок тянулись к донышкам стеклянных колб. В колбах что-то булькало и клокотало.
Сквозь фильтр медленно просачивались и звонко падали в бутыль прозрачные капли.
Карик залез с ногами в кресло. Прижав подбородок к столу, он внимательно следил за осторожными и ловкими руками профессора, стараясь не дышать, не шевелиться.
Профессор работал молча.
Засучив белые рукава халата, он склонился над столом и медленно переливал в узкие стаканчики густую маслянистую жидкость.
Изредка он бросал в эти стаканчики какие-то блестящие кристаллы, и тогда в жидкости появлялись хлопья, которые тихонько опускались на дно. Потом профессор подливал из мензурки что-то синее, а жидкость почему-то становилась после этого розовой.
Все это было очень интересно, и Карик готов был просидеть у стола до самого утра.
Но вдруг профессор вытер руки полотенцем и сказал:
— Теперь пусть немного постоит!
— И будет готово? — спросил Карик.
— Да! Теперь осталось только ее обесцветить и…
Профессор щелкнул пальцами:
— И мы начнем творить чудеса!
— А если кролик пить не станет? — спросил Карик.
— Ну как не станет! — профессор даже пожал плечами. Заставим выпить… Но это завтра. А сейчас…
Тут профессор взглянул на часы и засуетился:
— Ай-я-яй, Карик! Одиннадцать часов!..
Карик понял, что ему пора итти домой. Он вздохнул, нехотя слез с кресла и сказал:
— А завтра вы не начнете без меня?
— Ну, что ты, — сказал профессор, гася спиртовки, — ведь, я же обещал тебе!
— И Валю можно привести?
— Валю? — Профессор подумал. — Ну, что ж… Приходи с Валей…
— А вдруг у нас ничего не получится?
— Все получится! — уверенно сказал профессор.
— И кролик превратится в блоху?
— Ну, нет, — засмеялся профессор, — кролик так и останется кроликом…
— А скажите, Иван Гермогенович…
— Нет, нет! Довольно вопросов. Иди-ка домой. И я устал, да и тебе давно пора уже спать!
Всю ночь Карик ворочался с боку набок. Во сне он видел слона, но такого крошечного, что его можно было посадить в наперсток.
Утром Карик разбудил Валю и сказал с важным видом:
— Вставай скорей! К профессору пойдем!
Пока Валя, зевая, надевала трусики и сандалии, Карик шопотом рассказывал ей:
— Иван Гермогенович придумал такую розовую жидкость…
— Вкусную? — спросила Валя.
— Не знаю…