На земле Феликс и Жан-Мари подхватили Ивона.
- Посмотрите! Что они сделали с мальчиком!
Юнгу положили на землю, а Беник встал перед ним на колени, рыдая, кусая губы.
Феликса и Жана-Мари, любивших Ивона так, словно он был для каждого родным сыном, охватила смертная тоска.
Так стояли они над бездыханным мальчишкой, бледные, недвижимые, в слабой надежде уловить хоть вздох, хоть дрожь, хоть какое-нибудь движение в его теле.
- Надо же было, чтоб это случилось именно с ним! - кричал Беник и рвал на себе волосы. - Почему не я? Почему пуля не пронзила мое старое тело?!
- Наш бедный мальчик!.. Сынок!.. - плакал Жан-Мари. - Разве дети созданы для этого? Разве Бог дает им жизнь, чтобы их убивали?!
- Несчастный малыш! - вздыхал Феликс. - Он был такой добрый! Такой смелый!.. Нет, я не верю, что он умер!
- Правда? Месье Феликс... - Беник в надежде ухватился за эти слова. Однако действительность, похоже, была жестока к нему.
Феликс осторожно приподнял мальчика и прислонил к дереву. Разорвал окровавленную рубашку, и все увидели кровоточащую рану на плече.
- Воды!.. Скорее воды! - закричал Обертен.
В это время к ним подошел парламентарий, а следом и сержант Педро. Они протянули Синему человеку солдатскую фляжку.
- Бедняга! - прошептал Педро. Глаза его наполнились слезами. Возьмите, месье.
Парижанин схватил фляжку, быстро открыл ее, разжал губы Ивона и влил ему в рот несколько капель жидкости.
- Такое ощущение, что он проглотил их, - нерешительно проговорил Жан-Мари.
- Тебе так показалось?.. - Беник боялся сглазить.
Бакалейщик влил еще пол-ложки. Жидкость вновь исчезла.
- Еще! Еще немного, месье Феликс! Смотрите, она проходит...
Появилась слабая надежда. Синий человек все лил и лил в рот мальчугану содержимое фляжки.
Внезапно бледность ребенка сменилась пурпуром. Кровь ударила в лицо. Глаза широко открылись, и грудь приподнялась. Раненого бил кашель.
- Жив!.. - подскочил боцман, будто его ударили по пяткам.
- Он кашляет! Крови нет... Значит, не шибко задело.
Ивон застонал, сделал глубокий вздох, увидел полные нежности и любви глаза Феликса, узнал его и, не замечая ни Беника, ни Жана-Мари, жалобно спросил:
- Что с дядей?.. А с Жаном-Мари?..
- Все в порядке, дружок! Все целы и невредимы. Ну и напугал ты нас!
- Почему? Что случилось? Я ничего не помню... Ах да! Бой... Орехи... Погодите, а как я спустился сверху?
Новый, еще более сильный приступ кашля прервал его на полуслове.
- Чем вы меня напоили, месье Феликс?
- Водой... По крайней мере, я так думаю... Сержант! В вашей фляге была вода?
- Простите, месье, но там была водка, и притом отличная водка.
- Водка! Какой ужас! Что я наделал! Ведь ему нужна вода.
- Извините меня, - Жан-Мари говорил тоном доктора, который понимает толк в лекарствах, - но добрый глоток водки никогда еще не вредил раненому, а уж тем более матросу. Для моряков это эликсир* жизни. Судите сами: наш командир только что лежал здесь бездыханный. А выпил - и тут же очнулся, открыл глаза.
______________
* Эликсир - жидкость, которая якобы может продлить человеческую жизнь.
- Это правда... меня ранило, - с трудом проговорил Ивон, - я помню...
- Почему же ты ничего не сказал нам! - Беник уже вновь готов был прочитать племяннику мораль.
- Боялся все испортить, отвлечь вас. Мне нужно было во что бы то ни стало оставаться на посту и умереть, если придется.
- Еще чего! Ладно! Мы тут все не слишком-то сильны в медицине, а рану все же необходимо осмотреть.
- Не беспокойтесь, мне не больно. Я даже могу встать. Смотрите!
Бедняга явно переоценил свои силы. Едва он приподнялся, как опять тяжело запрокинулся назад и побледнел как полотно.
- Это, пожалуй, серьезнее, чем мы думали.
- Делать нечего, месье Феликс, надо осмотреть.
Синий человек, - а все решили что у него самая легкая рука, - осторожно вытер кровь, струившуюся из ранки на плече, и увидел голубоватый шрам на нежной детской коже.
Больше всего опасались, не задета ли кость.
- Ивон, можешь ли ты пошевелить левой рукой?
- Думаю, да. Вот смотрите!
- Прекрасно, мой мальчик! Рука действует, значит, ничего страшного. Однако кровь все идет. Как бы он совсем не ослаб.
- Мне кажется, - вмешался Жан-Мари, - ребенку нужно наложить водочный компресс. Видите ли, месье Феликс, это и для внутреннего употребления годится, и снаружи идет.
- Лучшая водка, - подтвердил владелец фляги.
Тут из-за спин на Ивона радостно бросилась собака.
- Уаруку! Песик мой дорогой!
- Генипа! Где тебя черт носит?
- Я искал смолу сассафраса* - самое сильное средство при ранениях. А огненную воду лучше пить.
______________
* Сассафрас - род листопадных деревьев или кустарников.
- Молодец! Ты не слишком разговорчив, но дело свое знаешь!
- Завтра Знаток кураре даст Ивону укууба, лекарство индейцев, и он выздоровеет.
Тем временем Уаруку все облизывал Ивона, а тот трепал его по голове.
- Хватит, Уаруку! Оставь Ивона! Сторожи!
Генипа, который успел набрать полтыквы душистой смолы, разорвал рубашку Беника, сделал компресс, пропитав ткань смолой, и наложил на рану.
Сделав это, индеец добавил:
- Не разговаривай... Не шевелись... Спи!
Вся описанная выше сцена длилась недолго. Однако этого времени было достаточно, чтобы солдаты забеспокоились о судьбе посланного ими парламентария. И в ту самую минуту, когда вождь урити обрабатывал рану, Феликс, Беник и Жан-Мари вдруг вспомнили, что они на войне. Подняв головы, друзья увидели, что баррикада окружена вооруженными людьми. Однако мирная обстановка на поляне убедила их в том, что опасаться нечего. К тому же во избежание неприятных последствий сержант Педро и парламентер поспешили все объяснить.
- Могут ли наши друзья подойти сюда? - спросил сержант Педро, который не без удовольствия исполнял роль посредника.
- Конечно! - ответил Феликс. Он принял на себя командование.
Генипа бросил несколько слов паталосам, и те опустили луки. Чернокожие солдаты тоже сложили оружие. Воюющие стороны сломали баррикаду и воссоединились.
Так как управляющий был выведен из строя, а лейтенанта убило, командование подразделением должен был принять старший из оставшихся. Самым старшим по званию оказался Педро. Его престиж за последнее время значительно вырос. Приятели наперебой рассказывали ему о том, что происходило в лагере в его отсутствие.
Управляющему, как известно, досталось первому. Он был жесток, мстителен и ненавидел своих подчиненных. Этот деспот* относился к людям хуже, чем к животным. Ранение его оказалось серьезным, он хрипел. Солдаты жалели, что жестокосердного командира не убило сразу. Каждый успел нахлебаться горя под его началом.
______________
* Деспот - самовластный, жестокий человек.
Нет ничего проще, чем подчинить себе чернокожих. Для них слушаться значит любить. Они, словно дети, чутки к доброму слову. Главное справедливость. Никто не сравнится с чернокожим солдатом в стойкости, выносливости, преданности и смелости. Если командир разделяет с ним походную жизнь, если заботится о нем и относится к нему по-человечески, негр способен на чудеса.
Тот, кто хочет достичь послушания силой и не считает негра человеком, ничего не смыслит в африканцах.
Быть может, трудности жизни, которые негры постоянно испытывают из-за цвета своей кожи, сделали их очень чувствительными к неправде, научили быстро распознать каждого человека. Они хорошо знают цену людям и вещам. Если среди читателей найдется кто-то, кто ставит себя выше "черного брата своего", автор этих строк посоветует ему отправиться в Африку и увидеть все своими глазами. Возможно, тогда он по достоинству оценит африканцев.
В Бразилии, как и в некоторых других странах, существуют еще, к несчастью, чудовищные расовые предрассудки. Белые неизвестно почему, кичатся тем, что они белые. Им и в голову не приходит, что на экваторе, например живут исключительно негры, и там своей белизной европейцы, к примеру, выделялись бы и удивляли местных жителей.