Над учетчицкой все еще болтался флаг со свастикой. Там по-прежнему находился возглавляемый им полицейский участок. Не раз уже у ребят заходил разговор о том, что надо бы поджечь это осиное гнездо, но всякий раз приходилось считаться со сложностями и откладывать затею.
Об этом же зашел у них разговор, когда в один из вечеров собрались они у Ванька поиграть в лото. Горела неярко лампа, порывисто хлестал за окном дождь, а на столе перед каждым участником лежали потрепанные карточки с цифрами в квадратиках. Федя доставал из кисета "номера" и, объявив, ставил на свою.
- Помните, Андрей говорил, что видел в бинокль с кургана... Голодовка! - объявил он очередной номер. - Видел, как из грузовика что-то перегружали в амбар... Кочережки! Какие-то ящики и тюки. Ты глянь, опять цифры-близнецы, на этот раз барабанные палочки!
- Ты, Хветь, или играй, или говори - что-нить одно! - сделал ему замечание Борис.
- И че ты, воще, хотел этим сказать? - накрыв тыквенными семечками цифры 33, 77 и II, спросил Миша.
- Что сказать? - отложив кисет с бочонками-цифрами в сторонку, обозвался Федя. - Что амбар этот постоянно на замке и по ночам охраняется. Клава говорила, что в него, кроме как с очкастым, никто не ходит - он, видать, никому ключа не доверяет. А это значит, что в амбаре хранится что-то очень важное.
- Так мы об этом уже толковали, еще когда было тепло, - припомнил Миша. - Что надо бы в него слазить на разведку, и если там нет такого, что рванет, - поджечь. Ты это же обратно хочешь предложить?
- Не обратно, балда, а снова, - поправил его Федя. - Только не поджечь, хотя теперь это - как раз плюнуть. У нас ведь есть лимонка.
- Предлагаешь взорвать, воще?
- Причем, вместе с очкастым!
- А как это, воще, сделать, воще?
- Залезть внутрь, закрепить там лимонку, а кольцо ниткой соединить с дверью, она открывается наружу. Дернет - и вдребезги!
- Хорошая мысля! - похвалил Ванько. - Но, опять же, если там нет взрывчатки. Иначе кой у кого повылетят стекла, а на дворе зима. Надо, чтоб не навредить своим.
- Ежли нельзя будет взорвать, то разведать, нет ли чем поживиться. Правда, дело это рисковое, не нарваться б на пулю, - заметил Борис.
- Риск можно свести на нет, - возразил Ванько. - Полицай наверняка отлучается погреться. Надо установить, надолго ли, как часто и все такое.
- В холодрыгу долго и не понаблюдаешь, разве что из окна хаты. Кто у нас живет там ближе всех к амбару? - Борис посмотрел на Федю.
- Если имеешь в виду Клаву, то их хата далековато, я уже думал. Вот Иринка - их двор почти напротив.
При упоминании этого имени Рудик вздрогнул и живо повернулся к говорившему:
- Ир-ринка? Это какая же?
- Уже и забыл? А помнишь, летом на ерике... - усмехнулся Миша.
- Ты ей тогда еще и письмо накатал. Клава мне по секрету говорила, что оно очень ее взволновало, - не Клаву, конешно. Иринка долго мучилась - идти или не идти к тебе на свидание; но гордость пересилила.
- Сурьезно?.. - Эта новость не на шутку и его взволновала. - Она мне тогда крепко в душу залезла... Я бы и теперь не прочь с нею задружить!
- Знаем, как ты дружишь! Не вздумай!.. - поморщился Федя.
- Да ты че ровняешь! Это же не Нюська, я бы ее ни в жисть не обидел, честное слово, - горячо заверил недавний блудник.
- Зарекалась свинья дерьмо жрать, да никто не верил! И правильно делали, воще...
- А теперь Клава еще и порассказала ей, что ты за гусь. Так что ничего у тебя не выйдет!
- Ладно, насчет амбара мы еще поговорим. Сходим и прикинем на месте. А щас продолжим игру, - предложил Ванько.
В нашем повествовании уже несколько раз упоминалось о взаимоотношениях Рудика с Иринкой; приспело время остановиться на них подробнее. Случилось это в начале лета на ерике. Нанырявшись с вербы до посинения, Рудик с Мишей улеглись согреться-позагорать на берегу. Вовсю сверкало июньское солнце, в вербах попискивали пичуги, сплетая на кончиках веток уютные висячие гнезда; от воды тянуло свежестью и тонким ароматом цветущих поблизости желтых водяных петушков. Блаженно-дремотный покой загорающих потревожен был визгом девчонок, раздевавшихся неподалеку и - кто боязливо, кто с разбегу осваивавшихся с водой.
Когда шумная орава уже беспечно плескалась на мелководье любимого лягушатника, Миша, натянув трусы, незаметно подкрался к кучке пестрой одежи, прихватил платье поцветастей и незамеченным отполз обратно.
Платье оказалось сарафаном, то есть без рукавов, что несколько нарушило план, предусматривавший "завязать сухаря".
- Может, на подоле? - спросил он совета у приятеля. - С примочкой...
- Материя красивая... Может, не будем жмакать? - пожалел Рудик. Подразним немного и все.
Миша согласился, и они стали ждать, пока хозяйка накупается.
Спустя полчаса звонкое девчоночье племя высыпало на берег. Одни, стуча зубами, сразу же стали одеваться; некоторые - прыгали на одной ножке, наклонив голову и пытаясь вылить попавшую в ухо воду. Кто-то из них заметил наблюдавших из-за кустика пацанов, визгом оповестил остальных; похватав одежду, стайка упорхнула одеваться на безопасное расстояние. Лишь одна купальщица растерянно озиралась, не найдя сарафана и не зная, что же делать.
- А она ничего, - заметил Рудик. - И на мордочку, и вобще... Кто такая, не знаешь?
Миша, мочаливший в зубах длинную травину, обильно чвиркнул сквозь верхние резцы, ответил безразлично:
- Не нахожу ничего особенного... А вижу впервой. Отдадим, что ли?
- Дай-ка я сам... Нужно познакомиться.
Поднялись и, ухмыляясь, стали приближаться. Незнакомка хотела было убежать к уже одетым подружкам, но, узнав свой сарафан, осталась.
Подойдя ближе, Миша вряд ли изменил свою оценку, тогда как Рудик, уже начинавший "замечать" девочек, нашел, что сблизка незнакомая и впрямь симпатяшка: стройная, светловолосая, голубоглазая, с "мордочкой", от которой не оторвать взгляда. Ровесница, прикрыв ладошками довольно крупные луковицы грудей, смотрела на него без страха, но осуждающе и с презрением.
- Не твой, случайно? У кутенка отняли. - Он встряхнул сарафан, повертел, как бы давая возможность опознать. В то же время бесцеремонно, если не сказать - внаглую, изучал хозяйку, отчего миловидное личико ее стало пунцовым.
- За дурочку принимаешь!.. Отдай сейчас же, бессовестный!
Не просьба - требование. Гордая, подумал Рудик. И стыдливая. Нашенская не стала бы краснеть да прикрываться - давно бы выхватила и удрала.
- Пожалста! - Он подошел вплотную, протянул сарафан. Когда же та попыталась схватить, отдернул руку.
От Миши не ускользнула поспешность, с какой она тут же снова прикрыла ладонью оттопыренный коричневый сосец. Когда же Рудик предложил всерьез, поднеся одежку к самому носу, а она потребовала положить и обоим исчезнуть, это его задело, и он сказал:
- Под-думаешь, цаца какая, воще!.. - И добавил презрително: - Больно нужно нам смотреть на твое вымя...
У жертвы от обиды и унижения повлажнели глаза.
- Не обращай на него внимания, он вобще грубиян! - Сказав так, посоветовал сочувственно: - Я выполню твой приказ в точности, но за это ты скажешь, как тебя звать. Идет?
В ответ - косяк, полный презрения.
- Не скажешь, как звать, - потопаешь домой в одних трусах! - припугнул "грубиян". - Идем, повесим на вербу и нехай достает, воще, как хочет.
- Я скажу... - пошла на уступки девчонка, испугавшись.
- Ну так бери! - Рудик вернулся и положил сарафан к ее ногам. - Или скажи имя и мы исчезнем.