Подручный без перевода понял смысл сказанного, подскочил, врезал мальцу по шее. Тот качнулся, но на ногах устоял. Ольга Готлобовна, смягчив, перевела в том смысле, что арестованный, похоже, не совсем нормален. А ему заметила:
- Напрасно ты петушишься. Здесь не то место, где можно хорохориться и дерзить безнаказанно...
- Плевал я на ваши наказания! Так и переведи этому одноглазому козлу. И больше я не скажу вам ни слова. - Подросток демонстративно отвернул в сторону рябое, с фонарем под глазом, лицо.
- Отвечать на вопросы отказался... - пожала плечами переводчица.
- Вижу. Ничего, он у меня заговорит! Сегодня пощажу ваши нервы. К тому же, у меня срочное дело. Увести! - приказал подручному.
- Тут задержали еще одного ублюдка. Тащить? - спросил тот.
- За что?
- Отирался у входа, сбил с ног одного из здешних болванов... я имею в виду полицая.
Пферд глянул на часы, поморщился, досадливо крутнул головой - видно, времени и впрямь было у него в обрез. Заметив недовольство шефа, адъютант, уже схвативший рябого за шиворот, спросил:
- Оставим на завтра?
- Я, возможно, займусь ими еще сегодня. - К переводчице: - Я отлучусь, допросите без меня, заведите дело - и под замок.
Задержанным оказался юноша на вид лет семнадцати, крепко сбитый, развалистый в плечах, аккуратно одет. Держась несколько виновато, но уверенно, он пристально смотрел на переводчицу; та, похоже, тоже его узнала.
- Назови имя и фамилию. - Ольга Готлобовна положила чистый лист бумаги, приготовившись записывать показания.
- Кулькин Иван... Да вы меня должны знать: я с хутора.
Несколько смущенный таким приемом, Ванько хотел приблизиться к столу. Немец сорвался с места, схватил за шиворот и снова оттащил на середину кабинета. Хотел связать руки, но переводчица остановила:
- Ганс, оставь его, он не опасен. Если хочешь, можешь пойти покурить, твоя помощь не понадобится, - предложила помощнику; но тот не вышел, встав на свое место у двери.
- Этот молодчик по-русски не знает ни слова, - притворно-назидательным тоном сообщила она Ваньку. - Делай вид, что отвечаешь на вопросы и держись скромно. Что ты делал возле комендатуры и почему напал на полицая?
- Я его, вобще-то, не трогал... Подошел, смотрю себе на орла, что при входе - уж очень он у них грозный. Жду, у кого бы спросить, как найти вас. А он привязался: пошел вон да пошел вон. Отпихнул его чуть, а он возьми да упади. - Ольга Готлобовна делала вид, что записывает показания, а Ванько тем временем продолжал: - Пришел узнать про Андрея. Он у вас был?
- Он, кстати, вел себя осмотрительней - дожидался меня в стороне. Я вышла поздно, и ему пришлось заночевать у нас. Утром дочь пошла его проводить и домой не вернулась. Мы было решили, что Марта ушла с ним к вам погостить... Выходит, они исчезли оба. Куда - пока и сама не знаю.
"Помощник" проявлял излишний интерес к их беседе, и она не стала сообщать большего.
- Странно... - Ванько готов был усомниться, но сухой блеск глаз, тревога в словах убеждали. - Если что выяснится, обязательно дайте нам знать. Хотя... мне и самому еще нужно как-то выпутаться...
- Тебе-то я помогу. Ганс, - обратилась к торчавшему в дверях истукану, - за этим подростком я не установила никакого криминала. Кроме пустяковой ссоры с этим, как вы выразились, болваном-полицейским, который упал, оступившись на ступеньках. Будь здесь господин Пферд, он бы его отпустил: парень отирался просто из любопытства!
- Шеф разберется! - отрезал тот. - Он приказал запереть и этого!
- Тебя ненадолго поместят в камеру, - пришлось объяснить Ваньку. -Я хотела отпустить прямо сейчас, но этот служака уперся. Как только появится комендант - а он отлучился на час-полтора, - ты будешь освобожден, это я обещаю твердо. Не переживай, все обойдется!
Ганс втолкнул не сопротивлявшегося Ванька в небольшое полутемное помещение, служившее каталажкой, - с одним окошком у потолка и довольно прочной дверью. Не успел он освоиться с сумраком, как кто-то схватил его за руку, спросил с хрипотцой:
- С допроса? Не били? За что сцапали?
- С допроса. Не били. А сцапали так, из-за пустяка.
- Они, сволочи, и за пустяк так отметелят!..
- Всяко может статься... - Ванько рассмотрел следы побоев на лице сокамерника. - А тебя за что так разукрасили?
- Давай сперва познакомимся. - Он стиснул Ваньку ладонь. - Меня звать Степан. Голопупенко, может, слыхал?
Ванько охотно ответил на рукопожатие.
- Ты чо это? Как клещами, - выдернул пальцы Голопупенко.
- Извини, Степа, не рассчитал... Меня зовут Иваном. А фамилии твоей не слыхал, я не станишный.
- Не наш, значит... А откуда?
- Считай меня своим, а откуда - долго рассказывать, - уклонился от полного ответа хуторянин.
Глаза приспособились к сумраку, и он видел теперь и синяки, и ссадины, и даже оспины на лице товарища по несчастью.
- Ну, тебе, браток, и досталось, - заметил он сочувственно.
- Мы ему, козлу смердячему тоже вломили - запомнит надолго!
- Кому это - "ему"?
- Старосте, кому же еще! Который заманивал нас ехать за товаром... хотя ты, наверно, ничего об этом не знаешь. Вобщем, мы с ребятами отомстили за наглый обман. Отдубасили, как хотели! Вот токо на другом погорели. Я погорел, - поправился Степан. - Братва успела смыться.
- Что ж это у вас за братва, что сами удрали, а тебя бросили?
- Этот выскочил с винтовкой, стал стрелять... И оказался, гад, боксером - как зведанул меня в висок, ажно памороки вышиб. Не помню, как все и кончилось.
Слушая, Ванько изучал кутузку. Грязный цементный пол, штукатурка снизу исцарапана какими-то письменами. Застарелый мусор сгорнут в один из углов, оттуда воняло. В противоположном, прямо на цементе, сидело еще двое обитателей - мужик со связанными назад руками и девчонка в светлом платье, надорванном спереди, босая. Правый ее кулак, сжимавший разорванное место между бугорками грудей, пересекла наискосок темная полоска. Безучастная к происходящему, она по-родственному склонилась к мужчине лицом.
- У тебя и твоих дружков что, не все дома? - упрекнул Ванько. - Зачем лезть на рожон, если не уверены в благополучном исходе?
- Ну, ты, полегче! - ершисто огрызнулся Степа. - Лишь бы у тебя были дома!
- Извини, если обидел... И не сердись - не место и не время. Эти двое кто они и за что, не знаешь?
- Батька с дочирой, мог бы и сам догадаться. А за что, не говорят. Чудик какой-то: руки связаны, а развязывать не дает.
Девчонка, услышав, что говорят о них, кивком отбросила короткую стрижку, прикрывавшую лицо, подняла на них глаза. Судя по синяку на правой руке, ей тоже досталось, но по лицу не били, - подумал Ванько. - Полное, загорелое, красивое. Чем-то похожа на Варю, только у той была коса и волосы светлые. Не случилась ли и с нею такая ж беда!.. Кто-то приставал, это точно: разорвана пазуха, бил. А отец заступился - вишь, как отметелили да еще и заперли в этом гадюшнике. - Сердце его переполнилось острой жалостью к обоим. Стало даже неловко за себя: его через час-другой выпустят, а что ждет их? Особенно ее... Подошел, присел на корточки.
- Тебя как звать?
- Тамара...
- Это твой отец? - Подтверждающий кивок. - Батя, ты че не хочешь развязываться?
Мужик промолчал, тяжко вздохнул. Ванько ощупал руки - они стянуты шпагатом настолько туго, что не развязать.
- Не трожь, сынок... Нехай будеть усе, как есть.
- Не дело говоришь, батя! Так можно и без рук остаться.
- Они мне уже не понадобятся, все одно расстреляють...
- Это когда еще будет! А вдруг да пронесет.
Отодвинув Тамару, Ванько просунул палец под верхний виток, оборвал шпагат, размотал. Кисти онемели вконец, и мужик долго тряс ими, разминал пальцы. Видя, что девчонка - по комплекции ей можно было дать лет пятнадцать - все еще стягивает на груди разодранное сантиметров на двадцать платье, предложил:
- Вот тебе шпагат и ножик, проткни с боков дырочки и зашнуруй пазуху. Может, помочь?