- Тогда - счастливо оставаться!
Д в е р ь заперта не была, и Ванько зашел в хату с уверенностью, что здесь уже легли. Но ошибся: из спальни матери через щелку неплотно прикрытой двери пробивался слабый свет и слышался говор. Проходя к себе, несколько задержался, увидев обеих сидящими на неразобранной кровати. Тамара судорожно, по-детски всхлипывала, а мать, обняв ее за плечи и пригорнув, говорила, задумчиво и проникновенно:
- На веку, дочка, всего доводится хлебнуть. А в жизни, к сожалению, больше горя, чем радости. И все нужно перебороть, пересилить... Тебя вот рано постигло несчастье, но разве тебя одну? Скольким людям принес горя проклятый германец!.. Слава богу, хоть вы с братиком в живых остались.
- Богу? - гневно вскинула она глаза. - Мама тоже все ему молилась, а он... Нет никакого бога! Ваш Ваня - вот кому за это спасибо.
- Ну хорошо, пусть будет Ваня... не плачь. Его-то бог вам и послал.
- Нет! - решительно отвергла Тамара вмешательство бога.
- Нет так нет... Успокойся, детка...
Не дослушав, прошел к себе, разделся и лег.
Последнее время перед сном думалось о Варе. Скоро сорок дней, как ее не стало, - вспомнилось и в этот раз. Старые люди, которые верят еще и в бога, и в загробную жизнь, в этот день поминают покойников. Считается, будто их души прилетают, чтобы проститься с теми, кого любили и с кем расстались. Чушь, конешно. Суеверие. А вот хотелось бы, чтоб ее душа прилетела... Повидаться бы, поговорить еще хотя бы разок, пусть и во сне.
От Вари мысли перекинулись на Тамару. Представил, что творилось в ее душе, когда узнала страшную весть... Верно подметил Федя: не позавидуешь. Хотя он, возможно, имел в виду не столько ее, сколько того, кто должен будет сказать ей об этом. Но куда ж денешься!.. И у нее боль постепенно утихнет. После самой ненастной ночи обязательно ведь приходит день.
На таких вот мыслях и поборол его сон.
Утром проснулся от прикосновения к лицу и расслышал шепот:
- Потрепай дядю за ушко, ему пора вставать.
Заметив, что он проснулся, Тамара выпрямилась - на руках у нее был Валера -, говоря извинительно:
- Там тебя Федя спрашивает. У него какое-то важное дело. Хочет, чтоб ты вышел во двор.
- Да? Ну, я щас. Токо оденусь.
Со словами "идем еще посмотрим, какие у кошечки красивые котятки" они удалились. Вчерашней угнетенности видно не было; в обращении к брату Ванько отметил нежность и спокойную ласковость.
Федя поджидал на лавочке.
- Привет. Что случилось? - обеспокоенно спросил Ванько.
- Важная новость! Только что полицайша жутко голосила, дергала на себе волосы. И с какой-то теткой подалась в станицу. О причине догадываешься?
- Тут и гадать нечего! - не удивился приятель. - Насмерть или только ранен?
- Если б был еще живой, она бы так не убивалась. Аж до нас было слышно. Но я о другом: теперь она вернется к себе в станицу и может прихватить с собой и Жданку!..
- Ну уж это - дудки!
- Вот и я про то же! - Федя заметно горячился. Они прошли и сели перед скирдешкой, где и вчера, на куль кукурузной бодылки. - Ее нужно вернуть обратно. Если не в обед, то обязательно вечером перехватить по дороге домой и спрятать.
- Ты - как Миша: с ходу, - охладил его пыл Ванько. - Так нельзя.
- Почему?
- А если Пантелей всего лишь ранен? Подлечится, вернется и начнет докапываться: куда, мол, делась? С ним шутки плохи.
- Об этом я как-то не подумал, - согласился Федя.
- Поэтому подождем точных известий. А перехватить - пара пустяков. Хотя и тут надо обойтись без свидетелей...
- Борис заикался, что будет пасти за Веру, - вспомнил Федя и стал прикидывать, когда очередь дойдет до Шапориных. - Точно: послезавтра припадает им.
- Тем лучше, обойдемся без лишних глаз.
- Только вот что с нею станем делать? Не резать же ее на мясо!
- Тут ты прав. Надо что-то придумать... А что, если... - Он умолк, в то время как собеседник смотрел ему в рот. - Сделаем вот что: отведем буренку к тете и обменяем на хлеб.
- Не понял: у нее что, много хлеба? Да и корова вроде есть.
- Тут такое дело. Когда, перед отступлением, наши взорвали элеватор, многие живущие поблизости от него крепко поднажились. Натаскали домой и кукурузы, и пшеницы - вобщем, всякого зерна. Думаю, тетя поможет найти на Жданку выгодного покупателя. Точнее - менялу, и мы возьмем за нее натуроплатой.
- Не мешало бы! Тем более, что полтора едока у нас добавилось.
П р о ш л о й осенью Мише - как, впрочем, и остальным ребятам - едва ли не ежедневно приходилось ходить в степь за топливом. И уже в сентябре им стали попадаться на глаза странные стежки-дорожки. Их становилось все больше, они в разных направлениях пересекали степные заросли. При внимательном разглядывании выходило, что это - работа зай-цев: стебли бурьяна срезаны у самой земли, словно ножницами. А расплодилось зайца, надо сказать, немало: выскакивали из лежек едва ли не через каждые сто-двести метров.
Еще тогда пришла Мише догадка, что на этих стежках можно добывать дармовое мясо. Достаточно лишь изготовить из проволоки петли и установить их при помощи деревянных колышков на пути косого. Они наверняка шастают ночами по этим своим магистралям!
Следует сказать, что натолкнул Мишу на эту мысль поэт Некрасов.
Когда в классе проходили "Деда Мазая", он спросил у учительницы, как следует понимать: "Если б силками его не давили"? Та объяснила: силки -это петли. Волосяные, если для ловли птиц, а на зверя, в том числе и на зайца, проволочные.
Тогда он ходил в школу, притом - в четвертый класс, а это, как известно, безбожно большие домашние задания. Пока их приготовишь, пока сходишь за солодарем для топки - не до зайцев. Да и проволока - где ее взять?
И вот недавно, когда он случайно увидел сгоревшую автопокрышку, его осенило: в ободах проволока - как раз то, что надо, отличная миллиметровка! К сожалению, та оказалась пережженной и ржавой. А вот если самому обжечь, аккуратно, - будет годняк!
Этим делом он сегодня и занялся.
Разложив в огороде небольшой костерок, обжигал на нем обод, с немалым трудом вырезанный из покрышки, некогда стибренной в МТС. Уже во многих местах по окружности обода виднелась свернутая в кольцо проволочная лента, когда кто-то, незаметно подкравшись, закрыл ему ладонями глаза. Обычная, в общем-то, ребячья шутка, и когда стоишь, то достаточно попытаться расстегнуть неизвестному штаны, как тот оставляет затею. Но Миша сидел на пятках да к тому же руки - по локоть в саже.
- Борис, ты? - попробовал он угадать шутника. - Хветь, не мешай, видишь, я занят. - В ответ - молчок. - Убери лапы, не то изгваздаю - не отмоешься!
После столь категоричного предупреждения неизвестный убрал наконец руки, и взору предстал... дружески улыбающийся Рудик. Недавний сосед и старый приятель.
- А, это ты, - с подчеркнутой прохладцей сказал Миша. - Каким ветром?
- Ну, во-первых, здравствуй, - пришлось тому пригасить улыбку.
- Привет. Ежли не шутишь.
- А ветром - с твоего подворья, - стал пояснять Рудик. - Иду по-над двором, вижу дым черный и паленым сластит, вроде как резиной. Чем это, думаю, Патронка занимается?
- Между прочим, клички у нас уже из моды выходят... Так что и ты эти детские штучки бросай, понял? - назидательно и все так же холодно заметил Миша
- Какой ты стал сурьезный - прям не узнать! - попытался разрядить обстановку Рудик.
- А я, воще, такой и был, воще. К твоему сведению.
- Слушай, ты че? - не вытерпел отчужденности старый приятель. - Никак дуешься на меня?
- Разве заметно?.. Но и ты тоже гусь: смылся вдруг, не сказав ни слова даже ближайшему соседу.
- Просто не было возможности. Потому как увезли ночью и неожиданно.
- Кто, куда и почему, если не секрет?
- Вобще-то секрет. - Рудик тоже перешел на прохладный тон.
- Я-асненько... А теперь, значит, привезли?
- Тебе, надеюсь, известно, что Марта куда-то делась? - вопросом на вопрос ответил Рудик.