Оба варианта для Тамары были приемлемы и желанны. Как старшие решат, так пусть и будет, согласилась она. 3а все останется им благодарна и никогда не забудет этой их доброты.
После завтрака пришла к Шапориным забрать брата - теперь уж точно домой. Но не тут-то было! Валерке настолько пришлась ко двору развеселая компания, что он не на шутку разревелся, и пришлось отложить это дело до вечера. Осталась и сама - работы у Веры пока что не убавилось. Мать чувствовала себя лучше против вчерашнего, но все еще была крайне слаба, и Вера не разрешала ей подниматься с постели.
Землекопы во вчерашнем составе явились пораньше, и ко времени, когда Тамара пришла звать обедать, управились с ямой. Сидели, отдыхая, на той же ветке, где застал вчера Володька.
- Посиди с нами, - предложил Ванько, когда она, пригласив, хотела уходить. - Мы недолго.
От нее не ускользнуло, как он едва заметно подмигнул Феде.
- Слышь, Рудой... - начал тот. - Ты что, с Нюськой не поладил?
- Почему ты решил, - шевельнул тот плечом.
- Видел, что ты возвращался рановато.
- А почему ты от Клавки рано вернулся? - вопросом же ответил бывший тамада, зная, что тот пойдет провожать ее домой.
- Ты нас к себе не ровняй! Наши отношения не выходят за рамки приличия.
- Может, и у нас будет так же!
- А не ты ли мне позавчера говорил другое? - не отставал следователь. Или считаешь меня глупей себя?
- Какое вам, вобще-то, до нас дело? - с вызовом огрызнулся допрашиваемый.
- Раз сердишься, значит, правда: отшила, - съязвил Федя.
- Да ничего подобного! - Задетый, Рудик изобразил на лице презрительную гримасу. - Просто ушел сам.
- 0х, ах! Он еще и врать научился у своих ивановцев!..
- Ниче не вру. - Наклонился к нему и тихо, чтоб не расслышала Тамара, добавил: - Она как раз в эти дни больная.
- Че буровишь! - не дошло до Феди. - Вы же ушли с песней.
- Ты, наверно, еще не в курсе... Уйдет Тамара - объясню, что к чему.
Тамара посмотрела на Ванька, готовая подняться, но тот знаком разрешил присутствовать. Ей и самой было интересно, чем же кончится эта словесная обработка.
- Ничего не надо объяснять, - сказал молчавший до сих пор старшой. Это к делу не относится. Мы неспроста завели этот разговор - он для нас очень важный.
- Не по-онял...
- Важный потому, что стоит вопрос: быть тебе нашим другом или нет.
- А при чем тут э т о?
- А при том, - снова подключился Федя, - что с мерзавцем мы дружить не собираемся!
- Значит, до этого я мерзавцем не был, а теперь стал? - все еше не уступал своего Рудик.
- Если говорить начистоту, ты им был и тогда... А теперь и тем более. Не кривись. Хоть у нее, как ты считаешь, и не все дома, все одно ты поступаешь подло.
- В чем же ты видишь подлость?
- А если у нее будет от тебя ребенок - ты что, возьмешь ее в жены? Станешь помогать, чтоб не сдохли с голоду? Нет. А теперь ведь не советская власть! - высказал Федя не только свои аргументы.
- Вот вы о чем!.. А если она обратно снюхается с каким-нибудь Гундосым, вы ей запретите? Или и его заставите жениться?
- Это, Рудик, называется уже демагогией, - вмешался Ванько. Во-первых, в этом случае наша совесть не была бы запятнана - Гундосый или там Плешивый - нам не друг. А во-вторых, пока фрицы здесь, мы последим, чтобы она ни с кем не "нюхалась". Так что выбирай: или Нюська, или мы.
- Вот так! - поставил точку Федя.
- Ну... если вы так, то я, конешно, с нею порву, - сдался наконец он.
- Это мы и хотели от тебя услышать. Вот тебе пять, - подобрев, подал руку Ванько.
- Токо ты не тово... а то я твои клешни знаю, - предупредил донжуан.
Обменявшись рукопожатиями, пошли обедать.
Подошел Борис и сообщил, что сегодня им попалось еще четыре зайца. Что он уже их обработал, то бишь снял шкурки. По одному занес Феде и Ваньку, двоих оставили в этот раз себе. Был и пятый, но перекрутил петлю и убег петля была неновая. Добавили новых, и завтра достанется и Рудику. А сегодня он составит им с Мишей компанию - пойдут поискать покрышку, может, попадется.
Феде поручено было заготовить десятка с два пялец - впрок, потому что все шкурки желательно сберечь. Из них можно нашить шапок, а будет много, то и "забацать" теплые одеяла на случай, если придется отсиживаться в погребе. Захватили фрицы хутор без боя, даже стекла в окнах остались целы; но их наверняка погонят обратно, могут разразиться сражения, и придется всем спасаться в погребах - так говорят старшие.
Забегая вперед, скажем: хутору повезло, и в феврале 43-го - гитлеровцы "драпанули" так же поспешно, без боев, как и пришли.
Оставшийся без поручений, Ванько обмылся дома у колодезя и собирался отдохнуть в своей комнате. Поздно лег, рано встал - следовало наверстать. Но уснуть не успел: к матери пришла Елизавета, и поговорить устроились на кухне по соседству. Он оказался невольным свидетелем.
- Господи, как же ты, кума, исхудала! - посочувствовала мать. - Давно захворала?
- На обратной путе простыла: в горах уже холодно.
- И по горам довелось полазить?!
- А то как же, там все больше горы... Идешь-идешь по каменистой дороге, с одной стороны скалы, с другой - пропасть, а она то вниз, то в гору. То легко иттить, то зовсим чижало.
- Так-таки всю дорогу пеши и топала?
- Что ты, в такую-то даленю! Месяца б не хватило да и ног тожеть. И поездом довелось, и лошадьми подбирали, и на ослике случалось.
- Не приведи господь! И подумать страшно - в такое-то время...
- Натерпелась... И врагу б не пожелала такого путешествия. Но дошла-таки до этого проклятого Маекопу!..
- С Митей виделась? Как он там?
- Ой, кума!.. Токо сердцем изболелась... Виделись. Подержались за руки через колючую проволоку... Худющий, как шкилет. Заросший - не узнать. Лагерь этот - хуже всякой каторги! Представь: держут впроголодь, мыться негде завшивели жутко. В бараке, говорит, голые нары, холод собачий. Болеют, мрут, как мухи. А уж обращаются с ними - издеваются, как токо хотят. На работы кажен день, чуть што не так - прикладом, а то и застреливают.
- Что ж они там делают, на работах?
- Говорил, арадром. А еще какие-то доты чи зоты. Вот так... Наревелась, душу растравила и все... Очкам обрадовался, как не знаю чему. Говорил, при первой же возможности убегу. Токо куда там ему, от ветра шатается!
- Попросила бы: какой, мол, из него работник? А дома семеро по лавкам, может бы сжалились.
- Кума! И просила, и молила, и на колени падала, да куда там!.. И слухать не хочет. Вот ежли б было чем лапу позолотить! На это клюют. Кой-кому, говорил Митя, посчастило.
- Сторожат немцы?
- Не-е, те боятся и близко подходить - как бы не схватить хворобы. Наши, русские... Откуда токо набралось такой нечисти, вроде до войны усе были патриоты, усе - "слава Сталину!" А вон скоко переметнулось.
- Есть, кума, люди, а есть людишки... Были и, наверно, всегда будут. А ты еще и скоро управилась!
- Спасибо добрым людям. Их, добрых-то, слава богу, больше.
- Там же эти, как их, черкезы... Они, говорят, русских не жалуют.
- Кто так говорит, тот, по-моему, брешет. Черкезы - не знаю, не видела. А адыгейцы - такие ж люди, как и мы, токо еще боле бедные. К горю людскому отзывчивые. Догонит, бывало, на двуколке, запряженной осликом, посмотрит и остановится. Объясню, где была и зачем, что видела (это когда уже назад шла) - послушает и говорит: садись, дочка или там мамаша, подвезу малость. И подвезет до аула, и едой поделится, и платы за ночлег не спросит. Но вругорядь в такую даленю - ни в жисть не решусь отправиться!..