Мишка обогнал меня. Он делал четырёхметровые прыжки. Голову втянул в плечи. Локти прижал к бокам. И коротко подвывал…
Возле шлюпки мы повалились на песок – ни говорить, ни дышать не могли. Рот у Мишки был открыт, глаза выпучены – дорого ему досталось первое место в этом забеге. Подошли ребята. Они наперебой рассказали нам, как наткнулись на спящего медведя. Они, конечно, испугались, ружьё стрельнуло само, в воздух… А медведь испугался, наверно, ещё больше – он же спросонья!
Мы стояли возле шлюпки и смеялись. Перед глазами маячил этот страшный медведь. А Мишка молчал. Когда стали закуривать, он взял папиросу дрожащими пальцами и сунул в рот не тем концом.
С тех пор он уже никогда не смеялся над Стариком и никогда не говорил, что он герой и ничего не боится.
Палтус
Между прочим, Мишке у нас всегда почему-то не везло. Нет-нет да влипнет в какую-нибудь историю. Один раз ему даже от рыбы попало. Впрочем, рыбина-то была необыкновенная.
Тралили камбалу. Погода стояла не ахти: зыбь, морось, туман. Холодновато. И рыба ловилась плохо – так, центнера по три брали за раз, не больше. Это не рыбалка, конечно. Хотели уж уходить, да капитан говорит:
– Попробуем ещё раз!
Ну вот. Закинули трал, протащили его по морскому дну, стали выбирать. И лебёдка вдруг так жалобно заныла от напряжения, а стрела даже задрожала! Блоки запели, а ваера[16] так натянулись, что капельки воды на них выступили.
– Вот это уловчик! – запрыгал Мишка. – Наконец-то повезло!
– Может, скалу затралили? – предположил Василий.
– Ты, Вася, у нас Фома неверующий.
– Фома или ещё кто там – это не важно. А вот ты, мой друг Миша, болтун.
Подняли трал над палубой. На этот раз он был не круглый, как всегда бывает, а продолговатый и шевелился.
– Братцы! – засуетился Мишка. – Что же это там?
На палубу полились потоки камбалы и последней вывалилась огромнейшая рыбина. Она была больше лошади, плоская, глазастая – глаза прямо на лбу, да ещё не мигают: от удивления, что ли? Спина у неё серо-фиолетовая, а брюхо белое как снег.
– Ну и чудовище! – закричал Мишка.
– Не чудовище, а палтус, – сказал боцман. – Держать надо, а то уйдёт.
Палтус хлопал плавниками (они у него как крылья) и колотил могучим хвостом – от этих ударов камбала разлеталась фонтаном. И двигался к борту.
– Держите, держите! – кричал Мишка и бегал вокруг рыбины.
Мы все кинулись к палтусу с баграми, хотели как-то удержать его. Да где там! Он полз и полз к борту.
У самых лееров[17] уже…
– Уйдёт же! – Мишка кинулся к палтусу и обнял его за хвост.
Исполинская рыбина двинула хвостом – Мишка покатился по палубе.
Крутая волна накренила вдруг сейнер, палтус перевалился через борт и с шумом ушёл в море.
Мы стояли у борта, смотрели в тёмную глубину. Волны равнодушно шумели и плескались. Мишка сидел на палубе и держался за бок.
– Зашибся? – спросил его Василий.
– Не очень, – поморщился Мишка, – только дышать трудно. Покалывает…
– До свадьбы заживёт, – пообещал боцман, – зато теперь будешь знать, что голыми руками рыбу не возьмёшь.
– А большой какой!
– Бывают и побольше, – заметил боцман. – И со слона бывают.
– Вот бы нам такого поймать… – мечтательно сказал Василий.
А Мишка ничего не сказал.
Баклан
Ох какой же он злой был! Ужас! Колотил здоровым крылом, царапался – когтищи как грабли! Раскрыв клюв, орал так, что перепонки у нас чуть не лопались.
Он попал к нам в невод – запутался в верхней подборе[18] – рыбу воровал. Крыло у него было сломано, нога вывихнута. Как он вообще жив остался? Ведь море было штормовое, и верхнюю подбору невода сжимало и растягивало, как гармошку. Да и захлебнуться мог.
– Ну что, воришка, попался? – Мишка хотел взять его на руки – и тут же схватился за нос: баклан, изловчившись, кусанул Мишку. – Паршивец! – Мишка побежал в кубрик за йодом.
А баклан лежал на куче невода и злобно смотрел на нас. Крыло беспомощно висело, больная нога была вывернута назад и как-то в сторону.
Не подступишься! Василий подкрался сзади, схватил птицу и отнёс в подшкиперскую[19].
Мы выбрали невод и занялись бакланом: вправили ему ногу, составили переломанные косточки в крыле, прибинтовали их к палочке. А крыло привязали к боку, чтобы не трепыхалось.
Мишка носил ему в подшкиперскую рыбу – и свежую, и жареную, носил хлеб, кашу, воду. Всё глотал баклан. Особенно рыбу любил: какую толстую рыбину ни принесёшь, он проглотит в один миг – шея так и раздувается. Не зря на судне тех, кто быстро ест и пищу глотает нежёваной, называют бакланами.