— Вот это да, шайтан побери…
Все годы, пока служил в Саратове, он в свободное время приходил к Волге. Сядет на корточки, прищурит хитровато-умные глаза, опустит в воду натруженные руки и о чем-то думает, думает. То ли вспоминает мать и сестренку, которые остались в родном Шарлыке, то ли далекий Салмыш, где таскал на утренней зорьке пескарей, то ли пахучий ковыль на прибрежных лугах, то ли дурманящий запах созревшего хлеба на бескрайних полях, то ли смуглянку Катю с глазами, словно вишенки, с косичками, переплетенными простенькой ленточкой, с калмыцкими скулами и переливчатым на все лады смехом. Одна Волга знала, о чем думал он, о чем мечтал, не забывая слов, данных самому себе — стать красным кавалеристом.
Два года вроде срок небольшой, но тянутся они долго. И даже армейская служба, с подъемами и отбоями, учениями, несением караульной службы, — словом, со всем своим выверенным, как хороший часовой механизм, распорядком, не смогла ускорить бег времени. Многие ребята уже стали готовиться к демобилизации. Разговоров было много. Куда поехать? Глаза разбегались, когда читали газеты, душа разрывалась — хотелось побывать везде, где ключом била жизнь, где проходила передняя линия трудового фронта молодой республики.
Страна поднималась из разрухи после гражданской войны. Нелегко налаживала разрушенное хозяйство. Сеяла хлеб в голодной деревне, ставила на ноги заводы и фабрики в промерзших городах, учила ребятишек. И везде нужны были умелые рабочие руки, молодые горячие сердца.
В короткие часы отдыха ребята шумно, наперебой обсуждали свои мирные профессии. И только Сашка Родимцев отмалчивался. Запала ему в душу недавняя беседа командира с красноармейцами о международном положении, о том, что «толстосумы капитализма спят и видят, как бы задушить молодую республику, да и недобитые «бывшие» кое-где за кордоном воду мутят. Словом, глаз надо держать востро, варежку не разевать». И когда сослуживцы донимали его вопросами о демобилизации, он только загадочно улыбался и отнекивался: «Не завтра же, братцы, портянки сушить, еще подумаем, куда на гражданке податься». И только ротный знал, что мечтает Александр выучиться на красного командира, остаться служить в армии. Даже рапорт подал, ждет вызова в военное училище им. ВЦИКа для сдачи экзаменов.
3
Лето в том году выдалось жаркое, засушливое. Солнце пекло нещадно, будто задумало все вокруг расплавить, испепелить, иссушить, уничтожить, превратить в пыль. Улицы Москвы, покрытые асфальтом, становились мягкими, как желе. Даже вечером, когда раскаленное солнце нехотя опускалось за горизонт, а сиреневые сумерки надвигались на город, прохлада не спешила к людям.
Было часов одиннадцать вечера, когда к перрону Казанского вокзала, пыхтя и отдуваясь после длительной дороги, подполз видавший виды старенький паровозик, притащивший небольшой состав из обшарпанных вагонов. На привокзальную площадь, несмотря на позднее время, хлынул разношерстный люд.
Седой дедок с бородой клинышком, в белом парусиновом картузе и таких же парусиновых ботинках, в малиновой косоворотке, перепоясанной узким кожаным ремешком, с трудом волок две сумки с огромными арбузами.
Молодой рыжий здоровяк, косая сажень в плечах, на котором лезла по швам модная голубая майка, небрежно помахивая тугой связкой сушеной рыбы, издававшей приятный соленый запах раздольной реки, пытался на ходу прикурить папиросу.
Шумная стайка цыган, высыпав на перрон — в цветастых ярких юбках, красных, синих, черных, желтых косоворотках и в начищенных дегтем сапогах, с уснувшими на руках ребятишками, с тюками, с гитарами, с какими-то коробками — приглушенно зашумела, обсуждая свои житейские проблемы.
Пожилая тетка с перекинутыми через плечо и связанными между собой огромными котомками, в которых, прикрытые огромными лопухами, краснели ядреные помидоры, боязливо озираясь на шумную толпу цыган, быстро-быстро поспешила к выходу, не обращая внимания на тяжесть котомок и небольшого сундучка с замком, который она тащила в левой руке.
Последним из вагона вышел коренастый красноармеец. Форма на нем, хотя и была старенькая, выцветшая до такой степени, что трудно было определить ее первоначальный цвет, была аккуратно отглажена. В левой руке военный держал небольшой деревянный чемоданчик, в котором умещалось все его житейское имущество, на правой висела тугая шинельная скатка.
Хорошо начищенные ботинки и плотно накрученные обмотки свидетельствовали о том, что армейская четкость, дисциплина и аккуратность были в почете у военного. Взглянув на привокзальные часы и секунду подумав, он решительно направился к постовому милиционеру.