— Мне надо в Кремль, как туда добраться?
Милиционер молча оглядел с ног до головы красноармейца, недоверчиво спросил:
— По какому делу?
— По служебному, — решительно отчеканил приезжий.
Милиционер в нерешительности потоптался на месте, прикидывая про себя, как поступить, но решительный тон собеседника, его ладная, крепкая фигура, доверчивый, располагающий прищур добрых глаз отбросили в сторону сомнения, случайную подозрительность.
— Садитесь на трамвай с красным номером, они еще ходят, и езжайте до центра. Кондуктор подскажет, где сойти.
Немного еще поразмыслив, он с сомнением добавил:
— Только вряд ли вас туда пропустят. А вообще попытайтесь.
Красная площадь ошеломила Александра. Строгая, деловая, она заставляла каждого, как показалось шарлыкскому парню, подтянуться, прежде чем вступить на святое место. Вот она, Кремлевская стена, дорогой и близкий сердцу каждого советского человека Мавзолей, нарядные купола собора Василия Блаженного, Лобное место. Вроде бы здесь все так, как много раз видел на фотографии, в кино, и вроде совсем по-другому, словно впервые увидел. «Ну вот, я и приехал, — шепотом произнес красноармеец. — Здравствуй, Москва!»
Дежурный по училищу тщательно проверил документы вновь прибывшего, накормил плотным ужином, направил в казарму. И хотя дальняя дорога и позднее время давали о себе знать, Александр не мог долго заснуть — столько мыслей, душевных переживаний обрушилось на него. Человек молчаливый, малоразговорчивый, уравновешенный и спокойный, он и виду никогда не показывал, что волнуется, переживает. Ребята на действительной службе часто говорили ему: «Не поймешь тебя, Саня. Понятно же, что тебе это не по душе, а ты и виду не подаешь, молчишь, вон лишь жилка на шее ходит».
— Выдержке учиться надо, — улыбаясь, отвечал Александр. — Нам, военным, без выдержки никак нельзя.
С добрым чувством вспомнил Родимцев сейчас, находясь в бывшем кремлевском арсенале, о своих друзьях, о Волге, к которой часто приходил поговорить по душам, о своей мечте стать красным командиром. Так, с улыбкой, и заснул.
А уже на следующий день для всех прибывших начались тяжелые экзаменационные дни. Будущие курсанты должны были показать, на что они способны. В военных лагерях, расположенных на Октябрьском поле, дотошные экзаменаторы проверяли пышущих здоровьем парней. Зачарованные, смотрели новички, как один из курсантов второго года обучения, ладно скроенный, широкоплечий, бронзовый от загара, поигрывая бицепсами, подошел к вольтижировочному коню и, по приказу преподавателя, продемонстрировал каскад сложных упражнений, — да так легко, непринужденно, словно это никакого труда ему не стоило.
— Смотрите, будто наездник в цирке работает, — раздался затаенный вздох одного из новичков. И было в нем не поймешь чего больше: то ли восторга по поводу искусства наездника, то ли опасения, что ему-то этого не осилить.
— Родимцев, выполняйте упражнение! — Эта команда вывела из оцепенения Александра.
Худощавый, низкорослый, со светлым ежиком непослушных русых волос, Александр Родимцев вышел из строя. Серая в яблоках кобылица, пофыркивая, словно примеряясь к будущему наезднику, била копытом неровную землю, похлестывала хвостом, настороженно косила глаза. Только позже, уже будучи принятым в училище, Александр подружится с лошадью, которую закрепят за ним. Он привыкнет и к ее необычному имени — Аллегория, и к ее нелегкому, своенравному характерцу, познает резвость ее стремительного бега. Но это будет потом. «А как поведет она себя сейчас, при первом знакомстве?» С этой мыслью Александр подошел к лошади, пустил ее по кругу. Аллегория, словно и ждала сигнала: фыркнув, стремительно пошла. Не теряя ни секунды, бросился за ней, ловко схватился за луку седла, пружинисто оттолкнулся и, к удивлению стоящих, лихо перескочил через коня и обратно. Аллегория тоже, словно удивленная и рассерженная, что какой-то новичок с такой легкостью укрощает ее прыть, с большей резвостью пошла на второй круг. Теперь они словно испытывали друг друга — лошадь и наездник, входя в спортивный азарт, пытаясь пощеголять друг перед другом. Аллегория убыстряла бег, надеясь оторваться от новичка, а он отпускал ее на допустимый предел, мчался за лошадью и с завидной легкостью и каким-то весельем повторял раз за разом нелегкое упражнение. Наконец Аллегория покорилась. Худощавый красноармеец из далекого оренбургского села еще дважды так же непринужденно повторил упражнения.