Думаю, нет необходимости подробно описывать смешанное чувство отчаяния, надежды и страха, которое я испытала, поворачивая ручку. Сначала она поворачивалась легко и ничего как будто не происходило, потом вдруг застопорилась. Я со щелчком провернула ее дальше, и весь камин внезапно отъехал от стены почти на фут, открыв зияющий черный провал.
Я глубоко вздохнула, закрыла дверь кладовой (слава богу, я не заперла ее!) и, еще немного отодвинув камин от стены, ступила в комнату-дымоход. Я успела рассмотреть в полумраке маленький переносной сейф, простой деревянный стол и стул, а затем дверь-камин плавно встала на место и со щелчком закрылась. Мгновение я стояла в полной темноте, не в силах осознать случившееся. Потом повернулась и бешено заколотила кулаками в дверь. Она снова была заперта, и пальцы мои скользили по совершенно гладкой поверхности без намека на какие-либо кнопки или ручки.
Я страшно разозлилась на себя, на дурацкую дверь, на все на свете. Умереть от удушья я не боялась, ибо сразу увидела над головой два бледных пятнышка света. Но вентиляционные трубы только снабжали помещение воздухом — и ничего больше. В потайной комнате царила непроглядная тьма.
Я опустилась на жесткий стул и попыталась вспомнить, сколько дней может прожить человек без пищи и воды. Когда подобные мысли стали однообразны и мучительны, я поднялась и, согласно освященному веками правилу, которого придерживаются все люди, запертые в незнакомых темных камерах, на ощупь прошла вдоль всех четырех стен, ощущая под пальцами лишь шероховатую поверхность досок. Комната казалась чрезвычайно маленькой. Когда я направилась обратно к стулу, что-то сильно ударило меня по лицу и упало на пол с грохотом, подобным тысяче взрывов. Отдышавшись, я обнаружила, что разбила головой свисающую с потолка электрическую лампочку. То есть, когда бы не сей несчастный случай, я имела бы возможность умереть от голода в ярко освещенном склепе.
Должно быть, я вздремнула немного. Сознания я не теряла точно. Помню, я все прикидывала, кому какие из моих вещей достанутся, если меня не найдут. Лидди, конечно, захочет взять мое бледно-лиловое поплиновое платье, а она — пугало пугалом в лиловом. Один или два раза я слышала шорох мыши в перекрытиях, поэтому села на стол и поставила ноги на стул. Мне казалось, я слышу, как домашние ищут меня внизу. А один раз кто-то вошел в кладовую: я отчетливо расслышала шаги.
— Я в дымоходе! В дымоходе! — закричала я изо всех сил и была вознаграждена пронзительным визгом Лидди и оглушительным грохотом захлопнутой двери.
После этого мне немного полегчало, хотя меня страшно разморило от жары. Но я не сомневалась, что теперь поиски пойдут в нужном направлении. Спустя некоторое время я задремала. Как долго я спала, не знаю.
Должно быть, прошло несколько часов. Проснулась я от того, что все тело затекло от неудобного положения. В голове у меня гудело, и несколько минут я не могла сообразить, где нахожусь. Постепенно я все вспомнила и осознала тот факт, что, несмотря на вентиляционные отверстия, воздух в камере спертый и дышать становится все тяжелей. Лицо мое было потным и липким. Должно быть, я проспала долго, и поиски тем временем переместились на улицу: люди прочесывали лес, искали в ручье. Я знала, что через час-два потеряю сознание, а в способности кричать заключался мой единственный шанс на спасение. Вентиляционные трубы, очевидно, вследствие какой-то неисправности поставляли в камеру ужасную смесь тяжелого спертого воздуха и тепла. Я пыталась сохранить сознание, расхаживая взад-вперед вдоль стены, но силы мои скоро иссякли, и я вновь села на стол, прижавшись спиной к стене.
В доме было очень тихо. Один раз я уловила напряженным слухом шаги где-то внизу, вероятно, в моей спальне. Я схватила стул и бешено заколотила им в пол. Ничего не произошло. Я с горечью осознала, что если звук вообще слышен внизу, то наверняка отнесен к разряду тех стуков, которые недавно пугали нас так сильно.
Судить о времени я не могла. Я отмерила пять минут по пульсу, приняв за минуту семьдесят два удара. Но на это ушла целая вечность, и под конец я стала путаться и сбиваться в счете.
Потом до меня донеслись снизу какие-то звуки: частый глухой стук, вибрирующий гул, который я скорее ощущала физически, нежели слышала, что-то очень похожее на шум работающих пожарных насосов. В какой-то момент я решила, что дом горит, и у меня болезненно сжалось сердце. Потом я вдруг поняла: это гудел мотор автомобиля. Хэлси возвратился домой! Ясная голова Хэлси и интуиция Гертруды смогут сделать то, чего не сделали истерика Лидди и три детектива. Спустя какое-то время я убедилась в своей правоте. Внизу началось движение: захлопали двери, забегали люди, смутно слышались возбужденные восклицания. Я надеялась, что звуки эти начнут приближаться, но вскоре они затихли вдали, и я опять осталась в тишине и жаре, под тяжким грузом густой тьмы, в плену стен, которые, надвигаясь со всех сторон, душили меня.