Когда дули сурусу, в Риберальте наступало резкое похолодание, а однажды утром лужи на так называемых дорогах даже оделись тонкой пленкой льда. В таких случаях дождь лил не переставая три или четыре дня подряд, причем никто не имел подходящей одежды, чтобы защитить себя от холода. Внезапное падение температуры так и косило пеонов, одетых в хлопчатобумажные ткани, тем более что в этот сезон они то и дело справляли обрядовые праздники с плясками и выпивкой. Среди множества больных смертность была потрясающая, и «землееды» умирали один за другим.
Рабочие и их семьи часто становились жертвами странной болезни, при которой появлялось непреодолимое желание есть землю. Возможно, основной причиной болезни был какой-либо кишечный паразит, а земля могла заглушать внутреннее раздражение. Во всяком случае, в результате этой болезни распухало все тело, и человек умирал. Индейцы знали лишь одно средство против этой болезни — собачьи экскременты, но я не слышал, чтобы кто-нибудь поправился от такого лечения. Были известны случаи, когда европейцы заболевали этим недугом, но по большей части он поражал детей; истощенные тела и чудовищно раздутые животы предвещали их судьбу. Один австриец, страдавший этой необычной болезнью, прибыл в Бени из Рейеса. Он был подобен живому скелету — только живот у него был страшно раздут — и являл собой отвратительное зрелище; вскоре он скончался.
Часы в Риберальте были редкостью, и никто не имел ни малейшего представления о времени, если только не находился в одном из малочисленных официальных учреждений. Делегация местных жителей обратилась ко мне с просьбой соорудить общественные солнечные часы, и я, отчасти ради развлечения, отчасти из желания отплатить за гостеприимство, согласился на это при условии, что меня снабдят необходимыми материалами. Когда часы были поставлены посреди площади и с них торжественно сняли покрывало, это событие послужило чудесным предлогом для упражнений в ораторском искусстве и необузданного пьянства. Делались даже предложения о сооружении над ними навеса, чтобы защитить от непогоды!
В ту же ночь я увидел, что вокруг часов собралась толпа, и подошел посмотреть, что там делается.
— Это жульничество! — произнес голос. Затем чиркнула спичка. — Поглядите, они совсем не показывают время. Дайте-ка мне еще спичку, попробуем снова. А еще лучше — принесите свечку.
— Иностранная эксплуатация! — проворчал другой. — Это все британский империализм!
— Нет, — сказал третий, — часы в порядке, я сам сегодня смотрел по ним время.
Мнения разделились «за» и «против», разгорелся спор. Шум поднялся такой, что появился полицейский — узнать, что происходит.
— Дураки! — выпалил он, когда ему сказали, в чем дело. — Неужели вы не знаете, что надо дождаться луны, чтобы можно было узнать время?
Три дня спустя солнечные часы были разбиты. Сторонники часов обвинили своих противников в акте саботажа; однако мое собственное мнение было иное — я подозревал в диверсии одного беспутного французского служащего местной фирмы: ему раньше предложили 50 фунтов за то, чтобы он соорудил такие часы, но он не справился с задачей.
В тот же день я сделал первую попытку выбраться из Риберальты, выехав в Рурренабаке на небольшом судне под названием «Монтария». Несмотря на мои протесты, хозяин нагрузил судно сверх меры, и, пройдя полмили выше по течению, мы наткнулись на песчаную отмель, перевернулись и едва не утонули. Судно было спасено, но хозяин отказался продолжать плавание, и мы были вынуждены возвратиться в Риберальту, где я прожил на старой квартире еще три недели, уже не веря в то, что мне когда-нибудь удастся покинуть это проклятое место. Казалось, Риберальта играет со мной в кошки-мышки, дает мне поверить, что я свободен, а потом водворяет на прежнее место.
Надежда на спасение манила меня вновь и вновь, но затем гасла и оставляла меня в еще более угнетенном состоянии духа. У этой тюрьмы не было решеток, но от этого она не переставала быть тюрьмой. Злой гений этого места словно шептал мне: «Ты пришел, и ты останешься здесь навсегда! Ты, может, и убежишь, но недалеко, ты заколдован мною, и ты будешь возвращаться ко мне всегда и проживешь здесь всю свою ничтожную жизнь и здесь умрешь!»