— Я только что беседовал с Айнстейблами, сэр. Сквайр и правда человек, воспитанный в старых традициях. Главный констебль говорил мне, что их единственный сын погиб во время войны и это такая же тяжелая потеря для всего Торндена, как и для семьи Айнстейблов.
— Как вы правы, инспектор! — искренне согласился пастор. — Самый лучший человек из всех, кого мне приходилось видеть на моем веку. Он стал бы достойным преемником дела отца. Какой удар для сквайра! Ведь кому-то из его родственников, живущих за рубежом, придется принять все его хозяйство, а вы знаете, как в Торндене относятся к чужакам.
— Будем надеяться, что эти перемены произойдут не так уж скоро. Сквайр кажется вполне здоровым и добрым, чего, к сожалению, не скажешь о его жене, — сказал Хемингуэй.
— Кто знает, что несет нам день грядущий, — тихо, как будто сам себе, проговорил мистер Клайборн.
— Согласен. Ни в чем нельзя быть уверенным, но…
— У сквайра грудная жаба, инспектор, — просто сказал пастор.
— Неужели, сэр?! — Хемингуэй казался потрясенным.
— Но это не повод для того, чтобы думать, что наш уважаемый сквайр не проживет еще много-много лет, — вмешался в разговор Хасвел.
— И мы будем молиться за него, дорогой Генри!
— С этой болезнью, как вы говорите, нельзя быть уверенным в завтрашнем дне, — проговорил Хемингуэй. — Тогда мне понятно, почему он кажется мне нервным. А ведь он не из тех людей, которые паникуют по пустякам.
— Он не инвалид, — сказал Хасвел. — Всю жизнь он был деятельным и энергичным человеком, и ему ни в коем случае нельзя менять образ жизни.
— Полностью с вами согласен, — откликнулся пастор.
— Он хочет сохранить хозяйство в отличном состоянии для племянника или племянницы. Ведь кто-то из них существует. Правда, в Южной Америке, — задумчиво сказал Хемингуэй. — Я видел, что на его территориях вырублено много леса.
— И сейчас он сажает новые деревья, — заметил Хасвел.
— Да. Это я тоже видел.
— Сквайр — прекрасный человек, — тепло сказал пастор. — Я часто говорю ему, что его энергии хватило бы на дюжину мужчин. Помню, инспектор, когда впервые он решил заняться общинными землями и…
— Ох, уж эти общинные земли! — перебил пастора Хасвел. — Сколько неприятностей доставляют разгуливающие там зеваки! Разбрасывают мусор, разглядывают из-за изгороди дом Уоренби. Мисс Уоренби, должно быть, близка к помешательству?
— Бедная, бедная девушка! — воскликнул пастор. — На что только не пойдут люди в погоне за острыми ощущениями! Гевин Пленмеллер сказал мне что-то сегодня утром на этот счет, но я никогда не говорю с ним серьезно, так как он все сводит к шуткам, которые мне кажутся неуместными. И все же, инспектор, что-то надо предпринять по этому поводу!
— Боюсь, что здесь полиция бессильна, сэр, — ответил Хемингуэй. — Мы не можем запретить людям гулять по общинным землям и заглядывать в Фокслейн через изгородь.
Пастор взволнованно посмотрел на Хемингуэя.
— А если я лично пойду туда и скажу, что в данной ситуации с их стороны это…
— Некоторые просто рассмеются, а другие наговорят вам кучу дерзостей, — со смехом перебил его Хасвел. — Лучше попросите заняться этим Пленмеллера. Он будет разгонять толпу до тех пор, пока они его не линчуют. Заодно избавимся и от Пленмеллера.
— Хасвел! Мой дорогой друг! — укоризненно проговорил пастор.
Хасвел снова рассмеялся.
— Успокойтесь! Не воспринимайте шутку так серьезно. Неужели вы можете себе представить, что Пленмеллер пошевелит хотя бы пальцем, чтобы помочь мисс Уоренби?
Мистер Клайборн лишь укоризненно покачал головой в ответ на реплику Хасвела.
— Возможно, такое поведение связано с его физическим недостатком, — предположил Хемингуэй. — А послушать его порой очень интересно. Но вещи, что он говорит о своих соседях, иногда меня просто шокировали. Хотя я не придаю его словам большого значения и представляю его репутацию в Торндене.