Разговаривая, мы пошли с Гаврило Дорошовичем по путям-дорогам его жизни.
Он батрачил у кулака, пас коров, пахал, а когда подрос, завербовался грабарем на строительство железной дороги Ташкент — Ашхабад. Там жара, малярии, но рабочим людям платили немалые деньги. Переехал с тем же подрядчиком в Нижний Новгород — и снова конь, воз, грабарка... В четырнадцатом году вернулся к матери с золотыми червонцами, завязанными в узелок. Часть заработка отдал на хату, а остальное понес в банк. Война погнала Гаврила на фронт. А после революции он бился с бандами, в продовольственном отряде обеспечивал киевский пролетариат хлебом, картошкой.
В колхозе работал завхозом, бригадиром, а теперь ремонтирует телеги, дышла, полудрабки, ящики.
Он рассказывал все, что всегда припоминал сам для себя, постукивая секирой. Он шел по жизни смело, события воспринимал горячо, близко к сердцу, и они составляли его биографию. На склоне лет у него есть еще силы, и он отдает их коллективному хозяйству.
Над верстаком деда Гаврила, между долотами и стамесками, висела афиша к кинофильму «Ракеты не должны взлететь». Она, выпущенная несколько лет назад, была целенькой, чистой и, наверное, служила тут не просто украшением, а чем-то бо́льшим. Старый плотник жил и прошлой войной, и миром.
— Я знал одного бородянского летчика, — перешел я к самому важному для меня. — Хороший был штурмовик, но несчастье сломало его крылья. Я видел его на земле, орошенной его кровью.
У Гаврила Дорошовича посветлели глаза, лицо лучисто оживилось.
— Так это не кто иной, как мой родич.
— Кто же он? Кто?
Старик отозвался не сразу:
— Это нужно мне переспросить. Многие из них не вернулись с фронта. Кое-кого и до сих пор родные разыскивают.
— Вы назовете мне фамилию своего родственника?
— Назову или нет, не знаю. Этим можно людей и до слез довести. Я подумаю.
Запах дерева, вычищенные до блеска в работе инструменты, свежие, как вылитые, новые колеса — все тут было прочным, надежным, выверенным. Среди всего этого предосторожность опытного пожилого человека казалась мне такой же обычной, простой и необходимой.
Песня моторов
Микола Чалый, инженер колхоза, вместе с бригадиром Петром Патокой обряжали тракторы новыми, только что со склада, еще липкими от защитного покрытия граблями. Трактор тихо ворчал мотором, зубья, круто согнутые и упругие, дрожали оттого, что к ним каждый раз прикасались. Грабли были оригинальные — во время переездов они свертывались и катились за трактором. Но сейчас, на дворе, они стояли широко расправленные, такими, какими будут в работе, Их окружали люди, снова рассматривали с неусыпным любопытством к новому.
Петро Патока и тракторист Микола Максименко чувствовали, как ждут трактор с граблями там, на косовице, и приводили его в порядок под придирчивыми взглядами нетерпеливых косарей: сено, сено нужно сегодня же убрать в валки.
С граблями что-то не ладилось, и Петро Патока решил поехать вместе с трактористом на участок и на месте устранить неполадки.
Мы пошли по двору, между сеялками, лафетами, культиваторами, взяв направление на голубой картофелеуборочный комбайн. Я попросил Миколу Чалого рассказать о себе. Он смутился.
— Я привык говорить только о машинах. Пять лет чертил их детали, разбирал узлы, собирал. Иногда мне кажется, что у меня нет места для других мыслей. Поймите меня правильно — это моя профессия, моя жизнь, в работе они больше всего мне нужны. Хотя должен сказать, что на моей должности, как это ни странно, главным почему-то стала не эксплуатация машин, не то, как взять от них максимальную пользу, — наши механизаторы разбираются в этом хорошо, — а сопутствующее ей — ремонт, реставрация, уход за машинами. Белый ватман и учебники, какими я жил на протяжении пяти лет, очень мало научили меня тому, как раздобывать запасные части и материалы. Нам в колхозе всегда чего-то не хватает, за всем приходится куда-то далеко ехать непременно самому председателю правления или инженеру. Каждую дефицитную деталь надо где-то «выбивать».