Гук замер и, не владея некоторое время рефлексами, ослабил хватку. Уставившись в глаза любимой, он смотрел в них, углубляясь, падая, пропадая в них, пока не увидел там набиравшуюся влагу, и чуть не поддался этому сам. Чтобы не показать слабость (даже самому себе) он схватил Рин в охапку и, врезавшись в неё ураганным поцелуем, захватил её полностью, обнимая, зацеловывая, втягивая её губы, как рубиновое вино. Ахнувшая, она схватила его за плечи, цепляясь за них и прижимаясь. На правом появилась новая татуировка, скрывающая шрам и, хотя Херин пожурила Гука, что он ведет себя, как подросток, украшая тело непонятными и понятными символами, оба знали, для чего он это делает: чтобы новые шрамы не так быстро замечались. Адвокат готов был покрыть рисунками всё тело, лишь бы пулевые ранения и порезы от ножей оставались замаскированными от Херин, и она не волновалась бы, видя свежие приобретения.
Мужчина распахнул её халат и стал опускаться поцелуями ниже, по шее, по ключицам, между грудями. Остановившись на них, он взял их в обе руки и, поочередно, вбирая в рот, оглаживал и сжимал, вырывая стоны из супруги. Его язык закружил по соскам, облизывая и сдавливая их то губами, то немного зубами. Херин откинулась на рабочий стол, машинально дотянувшись до конфорок и выключив их – потом за ними уже просто не усмотришь. Гук продолжил опускаться и, пройдясь языком по животу, ставшему не таким плоским, как раньше, но не утерявшему от того в понимании Ёнгука своей божественной восхитительности, он дошёл до низа и, рухнув на колени, поцеловав горячо лобок жены, он скользнул языком в самую её суть, сжав сильными руками бедра и прижав их к себе. Херин простонала, прикрыв глаза. Рот мужчины влажно атаковал поцелуями, и каждое движение языка отдавалось по всему телу волнами удовольствия. Раздвинув пальцами половые губы, он нашел клитор и ещё горячее стал втягивать в себя чувствительную плоть. Язык дразнил и теребил этот сгусток нервных окончаний, после чего проникал глубже, обласкивая каждый сантиметр, до которого дотягивался, изнутри. Стараясь не кричать, но позволяя себе пошлые звуки, Херин отдалась наслаждению. Гук закинул её ноги себе на плечи, открывая в большей доступности все любимые складки и места. Работая языком, он довел жену до предоргазменного состояния, заставив её увлажниться и буквально сойти с ума. Оттягивая окончательный момент, поставил её на ноги и, заменив язык пальцами, поднялся сам. Сминая и натирая клитор, он впился в уста Херин, повизгивающую приглушенно и хватающую пальцами столешницу. Свободной рукой расстегнув ширинку, он высвободил давно ждавший этого член и, слегка присев для большего удобства, приподнял одну ногу Рин, закинув её за спину. Заменив пальцы теперь уже на головку члена, он рьяно заводил ей по клитору и, когда женщина не выдержала и забилась в оргазме, вошёл в её готовое и жаждущее влагалище, заполнив собой всё пространство. Прижав её к столу, он задвигался в быстром темпе, вводя жену в неистовый экстаз, в котором она уже не в полной мере владела собой, и чем дольше он вбивался в неё, тем нечленораздельнее были её возгласы и стоны. Вновь обняв её и прижав к себе, Гук яростнее и яростнее вводил и выводил член, пока не кончилась его выдержка и он, рыча, вцепившись в нижнюю губу Херин и обрушив кулак на столешницу, стуча по ней в ритм своим толчкам, кончил, не боясь и не нуждаясь больше в предохранении. Вспотевшие и обезумившие от страсти, они дольше минуты затихали и приходили в себя.
- Рин, я люблю тебя, - прошептал он, положив её голову себе на плечо и погладив. Она всегда после хорошего секса была капельку сонной и разморенной, что ему так нравилось. Беззащитная, прижимающаяся и едва не мурлычащая, она всем своим видом просилась на руки, донести её до кровати, положить, укрыть и сесть рядом, любуясь.
- Я тоже тебя люблю, - пробормотала она, поцеловав его плечо, в которое уткнулась. Её ноги в белоснежных носочках свисали по бокам от него, лениво и удовлетворенно болтаясь. – Любимый наш папа.
- Пошли в душ?
- Надо доготовить ужин, - начало возвращаться к ней осмысление.
- Потом. Сначала надо ещё потрахаться, - шепотом заверил он её. Херин улыбнулась.
- У меня ноги отказали. Они как из желе.
- Ничего страшного, - подхватив под бедра, он поправил её на себе. Она обвила его шею, повиснув как рюкзак спереди. Придерживая её и целуя, Гук донес Херин до душевой кабины и, опустив лишь там, скинул с неё халат, разделся сам, включил воду, прикрывающую его громкие и неудержимые звуки. Занятия любовью начались по новой.
Через час он вошёл в кабинет и, открыв окно, закурил. Достав мобильный телефон, он нашёл общий чат для всех золотых и, посомневавшись лишь мгновение, набрал и отправил туда «БУХАЕМ!!!!!». Меньше чем через минуту откликнулся Хим: «А повод?». «Угадай» - написал сначала со смайликами адвокат, но потом, подумав о проблеме кузена, не имевшего детей, стер смайлики и отправил более тактичное, безэмоциональное сообщение. «Вы там очередных козлов накрыли что ли?» - возник в онлайне Джей-Хоуп. «Не знаю, хочешь завтра не попасть на работу?» - подумав, предположил Химчан. «Нет, ещё варианты есть?» - спросил Гук. «Китайская мафия покаялась и захотела вступить в наши ряды?» - нарисовался Дэхён. «Да забудьте вы о делах! Нормальный повод». «В Северной Корее рухнул социалистический строй?» - отозвался Ёндже. «Бля…» - прокомментировал Гук. «Да говори уже. А то нам так ребусов не хватает!» - подстегнул его брат-хакер. «Ладно. Я скоро снова стану ОТЦОМ!!!» - не выдержал и добавил из набора смайлов почти все уместные мужчина, от рюмок и фейерверков, до флагов всех стран и ручек с жестами глухонемых. «Бля…» - процитировал его Джей-Хоуп. «Поздравляю. Бухаем» - поддержал Хим. «Тогда бухаем дважды» - уточнил Санха. Некоторое время висела пауза. «И ТЫ, БРУТ?! - проорал Хоуп в чате и добавил - Бля ещё раз». «Хватит блякать, все мы там будем» - пообещал Дэхён. «Сплюнь!» – вышел из онлайна Джей, но через две секунды вернулся и, бросив «ИДИОТЫ!», вышел в офф окончательно. «Ну-с, с присоединением в мои ряды, коллега» - обратился Ёнгук к Санха. «Я даже подозреваю, что мы в один день повезем их в роддом» - заметил тот. «Синхронисты, ёбте, - появился в чате Шуга. – Мои поздравления!». Следом стали появляться и другие, желая удачи, счастья и сыновей, но Гук, ответив пару раз «спасибо», уже сам отключился. Дверь приоткрылась и в неё заглянула Херин.
- Милый, ужин на столе, - ласково поглаживая дверной косяк, призывно и радостно глядя на супруга, она осветилась последним лучом закатного солнца, скрывающегося за домами.
- Иду! Не стой в проходе, тут дует из окна, - затянувшись последний раз, затушил мужчина сигарету и принялся закрывать раму.
- Но ты же меня ещё погреешь перед сном? – кокетливо попросила Херин и, протянув руку навстречу руке мужа, взялась за неё и повела его на кухню. Жизнь определенно удалась.
Примечание к части Вся информация, увы, в двух эпилогах не уместилась, так что будет ещё один, точно последний, но не скоро, а после окончания произведения "Ловушка для хищника", поскольку будет являться жестким спойлером для него :D
Терпения всем и простите за вечную незаканчиваемость :)
ЭпиЛог№3 (последний)
Софиты горели так ярко, что нагревали воздух. Прожектора выхватывали происходящее на сцене, и на большой экран сбоку от неё выводилось крупным планом самое главное. Осветители, звукооператоры и закулисные работники выполняли всё безукоризненно. Заключительный в нынешнем американском турне концерт Чон Дэхёна подходил к концу, доводя стадион до исступления. Один человек с великолепным голосом и телом доводил толпу в несколько тысяч до эйфории, что было не трудно, ведь состояла она в основном из юных влюбленных девочек. Хореографический коллектив оформлял шоу, и масштабность его, вкупе с декорациями, стоила цены билетов. Под занавес, в предпоследней композиции, Дэхён стянул с себя майку и швырнул её в зал. Стадион завопил, кто-то поймал снятую с его кожи одежду, но в целом виде она не досталась никому. Блестящий от пота артист засверкал под цветным освещением, двигая бедрами в такт одного из своих хитов. Отпахать больше двух часов перед огромной аудиторией – не так-то просто. Это настоящий, тяжелый труд, усложненный тем, что до последнего нельзя показывать усталость, грусть, недовольство, ничего, что происходит в тебе самом.