— Ты, че вопишь, шнурок! По рогам захотел? — угрожающе прошипел Тайсон, с трудом сдерживая смех, и с разворота ударил левой Ромку снизу в челюсть. Самурский от неожиданного удара завалился мешком в проход меж коек.
Один из лежащих «дедов» швырнул лежащему на полу Ромке свою «хэбэшку».
— Эй, Велосипед! Чтобы постирал! Вечером в «увал» пойду! Да, не забудь, новую подшиву!
— Сказано было, отбой! Марш на место! — сержант Васякин больно пнул лежащего на полу «первогодка» в задницу.
— Чего вылупились? Спать ссыкуны! Завтра у меня вешаться будете! — заорал Тайсон, прищуренными глазами свирепо озирая казарму.
На следующий вечер «деды» опять развлекались. Новеньких и «молодых» загнали на койки. Называлось это развлечение “дужки”: солдат, держась руками за спинку кровати и упираясь ногами в другую, повисал в воздухе. Если уставал и опускал ноги, его били ремнями и пряжками. Сбоку от Ромки сопел багровый от натуги «дух» Санька Мартынов, с его приличным весом выдержать такое испытание было проблематично и ему всегда здорово доставалось от мучителей.
— А тебе особое приглашение нужно? — сержант Васякин обернулся к Кольке Сайкину. Рядовой Сайкин, высокий крепкий парень, сидел на своей койке, игнорируя указания старослужащих.
— Да, пошел ты в задницу, со своим дебилизмом!
— Чё? Чё, ты сказал, чушок! Повтори! — сержант растерянно выпучил глаза, очевидно не ожидал такого поворота. .
— Что слышал! — отрезал Колька.
Сержант, ищя поддержки, оглянулся на Тайсона. Тот с угрожающим видом отдернул одеяло и медленно поднялся с койки. Он в майке и трусах. Шаркая тапками как немощный дед, поплелся к каптерке и, проходя мимо солдата, бросил на ходу:
— Пойдем, чмурик, поворкуем по душам!
Тайсон с Сайкиным исчезли в каптерке, за ними проследовали торжествующие сержанты, предвкушая расправу над непокорным.
— Ты, что же, чмырь поганый, себе здесь позволяешь? Устава не знаешь? — начал, лениво позевывая, читать нотацию Тайсон и неожиданно с разворота нанес удар в лицо.
Сайкин, побледнев, отскочил и, сжав кулаки, принял боевую стойку.
— Ха! У нас, я вижу, каратист завелся! — не переставал куражиться позеленевший от злобы Антипов.
И тут один из сержантов сзади обрушил на Колькину голову табуретку.
Солдат, хватаясь за голову, со стоном опустился на пол. Сержанты и Тайсон остервенело стали пинать его ногами.
— Припухнул, чухан сопливый? Но ничего мы это быстро исправим. «Очки» будешь у меня чистить зубной щеткой, салага! Сегодня же ночью чтобы весь «автобан» выдраил до блеска!
Глава четвертая
Раннее утро. Тайсон, что есть силы, двинул ногой Ромкину койку, отвесил звонкую оплеуху спящему Костромину.
— Костромин! Самурский! Живо на кухню! — гаркнул он и, придвинув вплотную злое горбоносое лицо с пухлыми губами, и добавил угрожающе. — Если пару банок сгущенки вечером не притараните, урою! Поняли, духи?!!
Солдаты, ежась в утренних сумерках от осенней прохлады, молча дошли до столовой. Там уже во всю кипела работа: восемь заспанных «салаг», сидя вокруг бачка с очистками, чистили картошку, лук, морковь. Кому доставалась чистка моркови, пользуясь моментом, жрал ее от пуза, поглощая витамин «А» в больших количествах. Толстые недовольные поварихи, матерясь, вовсю гремели кастрюлями и давали указания, находящимся в наряде, солдатам. Пока Игорь Костромин с еще одним «молодым» помогал им взгромоздить баки с водой на плиту, Ромка присел в углу на отполированную до блеска солдатскими задницами лавку рядом с мусорным баком и с наслаждением затянулся сигаретой.
Вспомнилось, как на областном призывном пункте прощался с Димкой Коротковым, лучшим своим дружком. Тот попал в другую команду: за пятью парнями приехал «покупатель» из Ульяновска, коренастый, квадратный как шкаф, капитан из ВДВ в голубом берете, чудом державшимся на затылке. Димка несколько лет занимался в подростково-патриотическом клубе, у него за плечами было шесть-восемь прыжков с парашютом и мечтал стать «голубым беретом». Они крепко обнялись, прощаясь. Ромка провожал тоскливым взглядом группу ребят, которая еле поспевала за бравым капитаном-десантником. Вот и закончилось детство. Впереди — неизвестность.
У ворот Диман оглянулся и помахал на прощание рукой. Вместе с Димкой уходил и Никита, наивный деревенский пацан, с которым он познакомился на призывном пункте. Таким он и запомнился Ромке. Вихрастый, чуть ссутулившийся, нескладный, с сияющими глазами и детской улыбкой во всю ширь круглого лица. Больше они уже не встретятся никогда: Никита окажется в составе того разведвзвода ульяновских десантников, что погибнет через полторагода 27-го ноября в неравном бою с боевиками в ущелье Ботлих-Ведено.