Висящий на мне до того ослабленный давними ранами и шишкой на лбу бывший вояка внезапно приободрился, перестал виснуть на чужом боярине и гордо удалился, подхватив Капитолину под руку.
Я услышал уже издалека.
— Твои Нездиничи, их много! Не побоятся в случае чего и Киевскому митрополиту нажаловаться! А он грек, в русские дела вникать не любит…
План ворья был ясен — отказываться ото всех грехов и нагло не слезать с руководства богатейшим поместьем. Да и мы не лыком шиты! С этой мыслью я отправился на поиски Лазаря.
Столковались мы махом. Богуслава решили в свои коварные планы пока не посвящать. Он чего-то путает кислое с пресным и не видит, что человек, бывший когда-то смелым бойцом, который мог за командира и жизнь отдать, выродился в вора, подонка и наглеца, который безжалостно грабит своих прежних товарищей — воеводу и дружинников. И цацкаться с поганцем-тиуном и его блудливой коровой-боярыней не время!
— Кстати, — припомнил Лазарь, — тебе же к епископу, наверное, идти тоже придется?
— Все может быть, — согласился я. — Это же я высылал Матвея с поляком на поиски. Могут захотеть узнать почему именно их, и нет ли здесь какого-нибудь колдовства.
— С этими-то все ясно, — согласился командир дружинников. — Собаки по следу довели, дело понятное. А нашел-то тиуна все-таки твой конюх Олег! Как изловчился, какой темной ворожбой при этом воспользовался? У Ефрема есть опасные способности — кроме того, что вранье он сразу от правды отличает, так еще если епископ спрашивает, солгать ему никто не в состоянии! Припрятать, может, пока вашу ватагу куда-нибудь? Потаенное место найдем.
— Не знаю даже, как сделать лучше. Это мне надо с нашим протоиереем Николаем посоветоваться, он в этих делах поопытнее меня будет.
— Вот и давай советуйся. Если что неладное грозит, найди меня рано поутру — махом кого надо подальше пристроим. И лучше тебе про дружинные забавы с Елисеем тоже ничего не знать — как дело не повернись, с тебя взятки гладки. Ничего не знаю, ни о чем, мол, и не ведаю!
На том и порешили.
— И ничего странного и необычного! — вспомнив распоряжение Богуслава насчет моих приказов, улыбнулся Лазарь.
— Лишь бы дружинники были довольны! — усмехнулся и я.
— Они довольны. Они очень будут довольны! Давно ждем таких приказов!
А я пошел спать. Но перед этим надо было посоветоваться со священником. Уложиться я планировал быстро, но не тут-то было. Сначала пришлось изложить протоиерею всю историю с тиуном и женой Богуслава. Николай согласился с необходимостью в данном случае развода, или распуста, как его называли священнослужители. Видимо от распуста и пошли потом слова распутство и распущенность
— Правда, решать быть ли распусту или нет, будет епископ Ефрем. А он уж очень падок на все византийское. Как возьмется цитировать Эклогу Льва Исавра или Прохирон Василия Македонянина, так прямо хоть всех святых выноси! У нас же из русских уложений по этому поводу, кроме Церковного Устава Владимира Святославовича, ничего и не сыщешь.
— Это который Владимир? — запутавшись в многочисленных русских князьях спросил я.
— Тот самый, равноапостольный святой и креститель Руси.
— А что значит равноапостольный?
— Обратил, значит, в христианскую веру такое количество язычников, словно он один из апостолов — ближайших учеников и сподвижников Иисуса Христа, первых устроителей Его веры. Ты должен знать часть из них хотя бы по написанным ими евангелиям: Матфей, Марк, Лука, Иоанн.
— И Иуда тоже?
— Обязательно. Он был самым любимым учеником Христа. А потом предал своего учителя, раскаялся и повесился.
— А почему церковь прячет от нас Евангелие от Иуды?
— Нет такого Евангелия, сын мой, — очень веско и уверенно сообщил мне протоиерей.
— Да я видел текст! Правда, поленился читать…
— Ленись и дальше. Мы, служители церкви, считаем все эти измышления делом сатанинских сил и зовем их — Апокрифы. То есть вроде писульки какие-то в наличии, и именуются как части Завета, но наши истинно знающие люди выявили их лживость и вредоносность.
Другое дело истинные Заветы и Евангелия. И ведь еще в Нагорной проповеди, которую излагает Марк в своем Евангелии, Христос говорит, что прелюбодеяние жены гораздо больший грех, чем развод. А Евангелие, — это тебе не Прохирон какой-нибудь! Прохироны рано или поздно уходят в забвение, перестают казаться важными, великие империи, вроде Византийской, разрушаются, сегодня властвуют одни князья и митрополиты, завтра другие, но учение Иисуса Христа о терпимости и всепрощении вечно!