— Еды не надо, митрополит дает. Завтра с утра выходим.
Кузьма ушел за покупками, Матвей увязался за ним.
Мы пообедали и занялись кто чем — Богуслав отправился опять к князю — просить на время честного тиуна, протоиерей прилег отдохнуть после еды, и я тоже некоторое время повалялся, поговорили о том, о сем.
— Помнишь, как ты мне о Николе-угоднике рассказывал, из которого на Западе замену Деду Морозу соорудили?
— Было дело. Кстати, а ты знаешь, что именно этот святой покровитель воинов и путешественников, выручающий их из разных бед и спасающий им жизни?
— Так значит именно нам, находящимся в походе и готовящимся к страшной битве и надо ставить ему свечки!
— Вот какой-то раб Божий из священников сегодня с утра на Епископском Дворе в церкви Святого Андрея и поставил. А теперь слушай о Санта Клаусе. В основе лежит история из Жития Святых, в которой святой Николай случайно услышал, как разорившемуся богачу старшая дочь предлагала продать ее в рабство, чтобы появились деньги на приданое двум ее сестрам. Без приданого замуж девиц не брали. Николай пожалел девушку, забрался на крышу их дома ночью и бросил мешочек с золотом в дымоход, не желая, чтобы об этом его деянии кто-нибудь узнал. Дар святого упал в носок, который сушился около очага. Девушку благополучно выдали замуж.
История повторилась со средней дочерью, а затем и с младшей. Тут то отец и застал святого за этим действием. Скоро пошли слухи, что таких случаев много, и все это деяния Санта-Клауса, как в тех странах зовут святого Николая: Санта в переводе святой, а дальше еще проще — Николай, Николаус, Клаус. Случилось это все перед Рождеством, и вошло в обычай дарить в это время подарки, желательно положив их в носок или чулок, и повесив перед дымоходом.
— И везде так делают?
— Точно не знаю. Наверное, где как.
Мы замолчали, а мне в голову полезли мысли. Так вот из какого простенького филантропического действия американские умельцы от рекламной индустрии создали ставший классическим образ добрейшего Санта-Клауса в ярко-красном полушубке, со здоровенной белой бородищей и невесть откуда взявшимися эльфами, наишачившимися за год на производстве игрушек, с оленями, волокущими бездну подарков под руководством сомнительного красноносого копытного главаря Рудольфа.
И теперь за месяц до Рождества в США начинается рождественский бум, когда заманенные невиданными скидками покупатели выстраиваются в неслыханные очереди, а особо жадные даже ночуют в палатках около супермаркетов. Обязательны подарки для родственников, желательны для друзей, от знакомых можно отделаться простенькой открыточкой. Вот так из образа полузабытого в России Николая Угодника в Америке делаются каждый год миллиарды.
Потом меня неожиданно позвал Лазарь.
— Слушай, боярина нет, а тут Машка с Варькой денег требуют.
— Сейчас уладим. Где они?
— На лавке во дворе сидят. Их другие бабы из общей комнаты, в которой они все ночуют, вышибли, чуть до драки дело не дошло.
Вышли во двор. Свидетельницы бойко лузгали семечки и сильно горестными не казались.
Я отсыпал каждой по десять монет и спросил:
— А что там за буча с вашими товарками?
— Дерзят. Орут: какие из вас Старшие, вы обе дуры, вечно ничего понять не можете! Зачем боярыню в монастырь засунули? Без нее нас всех уволят! Кому мы теперь здесь нужны? В общем, прижучить их надо.
А вот боярыня еще получку нам должна была выдать, как бы и эти деньги получить?
— Боярин Богуслав вернется, и все, что должен, выдаст — денег у него теперь немало. Заодно и с теремными девками разберется, он кого-нибудь борзого или нерадивого приструнить горазд.
— Да вон он с мужиком каким-то пришел! — первой увидала Славу востроглазая Варвара, мастерица кустового подглядывания.
— Вот сейчас ваш боярин со всем и разберется.
Лазарь тоже обрадовался.
— И насчет Елисея спросим — сегодня его тащить на рынок в рабство продавать, или можно до завтра обождать? Ребята, как прознали, чем суды закончились, страшно обрадовались, тиуна в подвал пристроили и еще кошелку серебра, украденного этим гадом, отдали.
— Это твои орлы серебро в усадьбе у тиуна откопали?
— Ага. Ишь как припрятал, сволочь, нашего боярина добро!
Богуслав со спутником подошли к нам.
— Мономах опытного тиуна со своего двора без споров мне отдал, — сказал Слава. — Платить буду хорошо, надеюсь не заворуется.
— Да и хотел бы завороваться, — усмехнулся в здоровенные с начинающейся проседью усы немолодой мужчина, — забыв про тридцать лет беспорочной службы, так не решился бы. Князь предупредил, что, если хоть что-то у тебя украду, так отпотчует, что на дыбу и эшафот сам проситься буду. А у меня семья, дети, есть и малые, их кормить, поить, одевать надо. Чем воровать, я лучше по старинке, по-честному поработаю. Сведи меня с тем, кто прежде твое немалое хозяйство вел, дела принимать буду.