Конечно, Челлини не был белым ангелом. В юности он постоянно дрался с какими-то людьми, особо делая упор на других ювелиров, из родной Флоренции пришлось уехать из-за буйного и тяжелого нрава, убил пару человек, одного просто за хулительные речи, посидел в тюрьме, обвиненный в краже, но в своих мемуарах, написанных в конце нелегкой и яркой жизни, великий гравер и чеканщик не кривил душой и до вранья не опускался.
Интересно, заметил ли саламандру Богуслав? Может ее появление сулит какие-нибудь значительные неприятности? Дом запалит, скажем, огнеупорная все-таки, или еще чего-нибудь отчубучит, кто ж ее знает? А побратим должен бы знать, он неслабый волхв все-таки.
Только боярин все также любовался своими сафьяновыми сапожками и за событиями в горниле печи не следил. Может он Духов Огня и не видывал сроду? Не впал бы в панику!
— Слав, Слав, а ты про саламандр слышал?
Богуслав отвлекся от тяжелых мыслей, поднял голову.
— А чего про них слышать? Вон как раз скачет одна, — заметил он вяло.
Во как хорошо! Даже по лбу не дал для усиления памяти!
— И часто ты их видишь?
— Да через день появляются — то одна, то кучей заявятся. Истопник их часто видит.
— И давно они здесь?
— С детства их помню. Маленький очень любил на них глядеть, особенно когда они парой танцуют. А сейчас дела, заботы — не до них.
— Опасности от них никакой нету?
— От саламандр ни вреда, ни пользы.
— Может люди чего говорят?
— Говорят, что кур доят! Брешут о них много чего! И яд у них особо сильный и убийственный, и тело такое холоднючее, что печку или костер махом гасит, а если чего коснется — все враз в пепел превращается, и всякого другого вранья немеряно! А правда такова: саламандра жить может только в огне, поэтому гасить его не в состоянии, никогда из него не выходит, никто ее, настоящую, сроду не ловил, яду добыть не мог. Куда она уходит, когда огонь гаснет, и откуда потом приходит — никому не ведомо. Вот и все!
Вспомнил я тут еще об одном деле, пойду улажу. А то уходим завтра, а когда вернемся — неведомо.
С этими словами владелец очага с саламандрами гордо удалился. Может у него и в колодце мелкий водяной проживает, а на чердаке прикормленный запечный за порядком присматривает? Кто знает, кто знает…
Средние века, это вам не Новейшее время — промышленной копоти и рева автомашин нет, а вот всякой нечисти не выгребешь. Жалко, что нельзя саламандру хоть одну на развод отловить, Забавушку позабавить…
Вернулся сияющий протоиерей.
— Ну как, получилось? Подлечил плохонького друга? — поинтересовался я.
— Конечно! Большая сила мне дадена! Воспрянул старичок Переславский, засиял! Точно не скажу, но лет пять еще точно в полной силе протянет. Рвется опять лечить начать, как в прежнюю пору — очень оживился.
Сейчас уточним. Залез в Интернет.
— В 1100 году у Переславской епархии уже новый епископ будет. Митрополиты здесь, видно, на Ефреме и закончатся.
— Не ошибаешься?
— Да кто ж его знает! Летописи врут часто. Но тут разночтений нету, запись всего одна. Да и необязательно ему в митрополитах до конца жизни просиживать — может в монахи уйти — спокойно век доживать да о Николае Мирликийском научные труды пописывать, может землянку отрыть и в отшельники податься. Он же потом православным святым стал, значит еще будут какие-то невиданные заслуги перед Господом. В великомученики у него шансов попасть нету, значит отличится как-то иначе.
— Все может быть, его не угадаешь… Мы потом потолковали о моих новых способностях. Ефрем говорит, что моя появившаяся с Божьей помощью сила вдали от Великой Панагии через месяц очень быстро на убыль пойдет. Если хочу также хорошо лечить, мне надо Михайловский собор не реже, чем раз в неделю посещать, от Оранты силой подпитываться. Придется здесь жить, местечко для друга-протоиерея епископ всегда найдет. В Новгороде у меня ничего важного не осталось, так что если уцелею, сразу сюда вернусь.
— А церковное начальство как к этому отнесется?
— Ефрему в такой мелочи не откажут, он большим уважением у Киевского митрополита пользуется. Скажут: хочешь взять человека? Значит бери. Пришли только от своих стеклодувов потом мозаику новую, и бери, кого захочешь — ты сам себе там в мелких делах митрополит.
Так и заканчивался этот полный событий день. Потом, перед ужином, я познакомил всех с Кузьмой Двуруким, спросил задалась ли у него покупка половецкой лошадки.