Выбрать главу

— Ты ранен!

— Ерунда, до свадьбы заживет. Надо с них еще поехать кольчуги и шлемы снять, очень уж богато одеты — в Воине или в Херсоне влет уйдет. Поможешь?

— Конечно! — и Матвей, взяв двух коней старшего друга поскакал на своем Ушкуе заниматься мародерством.

Я поглядел на правую ногу Кузьмы. Порты с середины бедра и до колена были в крови. Там, наверное, первичная хирургическая обработка раны нужна.

— Рану надо обработать, может быть даже зашить, — обратился я к Двурукому. — Гноиться может начать.

— А, ерунда! Мочой помажу, само собой заживет. На мне все как на собаке заживает.

— Собака не собака, а пусть вон протоиерей поможет.

— Да я и сам помолюсь! А отпевать меня вроде бы еще рановато.

— Святой отец не молитвами сейчас лечит, а Божьей силой. А мне в походе болящий ратник не нужен — и так забот полно. Одолеет тебя болезнь, как пить дать в Воине оставлю лечиться — очень уж время поджимает.

— Ладно, пошли к твоему протоиерею. Мне тоже с вами побыстрее до моря дойти охота.

— Святой отец в настоящее время свой грех замаливает — что он в убийстве человека помогал. Сейчас закончит, и подойдем. Кровь перестала идти? По ноге не течет?

— Да вроде нет, можем и подождать.

Подлетели собаки и стали радостно прыгать возле поверженного врага. Следом прискакал Венцеслав. Ему было горестно, что человек польского королевского рода не поучаствовал в столь великом свершении. Теперь и похвалиться дома будет нечем. А экипировка Невзора и вовсе вызвала у него приступ острой зависти.

— Эх, еще и с павлиньими перьями! Одеваются же люди!

— Вот бы тебе такой трофей, да? — подковырнул его Кузьма.

Поляк только горестно вздохнул.

Хм, а эту тему можно и поразвить, подумалось мне.

— Яцек, а представь, как ты в Краков въезжаешь в этих латах и красуясь перьями на шлеме?

Повторный еще более горестный вздох.

— Все девушки будут твои! Не надо больше таиться, — где был, что делал. Был на Руси, со знатным врагом бился, трофей взял. С неимоверными усилиями извел черного волхва, спас Землю.

— Да я не участвовал…

— Очень даже участвовал! Стоял там, где поставили! Собак спас!

— Ну не я же его убил…

— А кто об этом знает? Краков от нас далеко, слухи туда не доходят. И скорее всего твоя последующая жизнь будет проходить тихо и смирно, пристроишься на какую-нибудь непыльную должность при королевском дворе, и не о чем будет детям рассказать — чем ты славен, где отличился. А такая история враз наследникам врежется в душу. Да и перед внуками можно покрасоваться. Будут кричать детям других родов: да ты знаешь, кто у меня дед? Сам Венцеслав! Не веришь? Приходи ко мне, у нас те самые знаменитые латы и шлем с перьями у лестницы стоят!

— Это же вранье какое-то получается…

— Как говорят на Руси — красиво не соврать, историю не рассказать! У этих лат, правда, теперь новый хозяин есть. Иван их с боя взял. Он Невзору в глаз попал.

— Я куплю! — зашумел загоревшийся этой идеей Венцеслав. — У меня деньги есть! В придачу одного из коней дам, оружие дорогое! Кольцо вот с большим самоцветом добавлю!

Эх, молодо-зелено… Разве так торг ведут!

Ваня было открыл рот, чтобы подарить ненужное ему железо, но был на корню пресечен Наиной.

— Помалкивай! Пусть человек скажет!

Исход был ясен. Сейчас неопытного поляка отведут в сторонку и разденут до нитки. Представительница торговой нации впитала это умение с молоком матери. Молодожен Ваня вмешаться не посмеет.

Пора было брать это дело в свои руки.

— Ты, Яцек…

— Я теперь Венцеслав! — выкрикнул гордец.

Во как! Ишь, как разобрало! Особенно, наверное, перед внуками покрасоваться охота. Что там девушки? Звук пустой! Сегодня они девушки, а завтра уже бабушки. А внуки для двадцатилетнего парня, это ого-го, самая наиважнейшая вещь!

— Ты, Венцеслав, не горячись. Каждая вещь свою цену имеет. Вдобавок, пока это собственность общепоходной казны, которую я из ничего создал. По-хорошему, из стоимости лат и шлема нужно вычесть деньги за одежду, обувь, оружие и коней для двух участников похода — Ивана и Наины. Придется удержать за питание и проживание на постоялых дворах…

Наина горестно всплеснула руками и отошла, бормоча себе под нос:

— Азохен вей! Нет в жизни счастья честному человеку!