Тут опять оживился Христо.
— А как же я в дождь, да на порывистом морском ветру часами стоять буду? Да и гаваней у нас не одна, а три, и возле которой ожидать? Дело в зиму, скоро захолодает, простыну начисто!
Я задумался. И не знаешь, чего присоветовать. Шалаши во всех трех портах построить и сидеть в них, от холода трястись? Хрен редьки не слаще. Впрочем, есть один выход, правда зыбкий…
— А на маяке есть смотритель?
— Как же без него! Кто ж там по ночам сигнальный огонь зажигать будет? Служит средних лет дядька, Линдрос звать.
— И все три гавани оттуда хорошо видно?
— Как и положено.
— А смотритель, часом, тебе не родственник?
— Он одинокий и злой, как собака. Никого на смотровую площадку маяка не пускает. Наши как-то ходили, хотели видами полюбоваться, так он с дубиной спустился и погнал их оттуда в три шеи.
— А пришедшие ваши, были как обычно пьяные морды самого разбойничьего вида? — усмехнулся Матвей.
— А откуда у меня приличные знакомые? — удивился Христо. Других не держим. Какие уж есть, такие и есть.
— Ну да, — сделал вывод ушкуйник, — друганы грабят, а Ламврокакис награбленное на тележке куда надо отвозит. Приличные люди таким редко занимаются.
— В общем, внутрь маяка простому человеку никак не попасть, — подвел черту Христо, не вступая в лишние прения о своей жизнедеятельности и образе жизни друзей — все не без греха! — нечего и пробовать, того и гляди дубиной по черепушке огребешь.
— А если попробовать подойти иначе? — начал заходить на новый виток я.
— Как это? — удивился грек.
— Ваши-то поди с пустыми руками шли?
— А надо было тоже по палице прихватить? — заинтересовался Христо. — Огреть этого Линдроса по загривку, он бы и рассыпался в любезностях — заходите гости дорогие, на окрестности полюбуйтесь?
— Подожди шутки шутить, — не стал веселиться я. — А если прийти к смотрителю в чистой одежде, да с кувшином хорошего вина, разговорить его душевно, угостить, может тогда и пустит?
— А о чем же с ним можно говорить? — удивился Ламврокакис. Улетят вороны на юг или тут зазимуют? Какую по размеру лучше дубину делать?
— Ну может Линдрос кого с потерпевшего бедствие корабля спас, из воды человека вытащил? Слухи, может, о нем какие-нибудь хорошие ходят?
— Утопить он может, — высказал свое мнение Христо, — а вот спасти — это вряд ли. Видел бы ты эту рожу страхолюдную! С таким лицом только деток малых пугать. Да если это страшилище и одинокого взрослого отловит в темном переулке, тот ему от ужаса сам все отдаст — ножи и топоры показывать не придется.
Никаких хороших о нем слухов сроду не слыхивал. Может потому на маяке от людей и прячет морду свою звероподобную? Линдрос на голову выше, чем обычный человек, широченный в плечах, с бритой башкой. Он и дубину с собой зря берет — такой даже и кулаком треснет, голова как грецкий орех расколется.
— Ладно, хватит на меня страх наводить. Завтра, если время будет, вместе на маяк сходим, полюбуемся на вашего красавчика. Но лучше бы тебе самому с Линдросом дружбу завязать, верней было бы.
— А коли он нас палкой?
— Убежим, если что, не впервой. Ну, вроде пришли.
Я начал колотить в дверь. Через пару минут вышел заспанный охранник, запустил нас в дом. Караульный вместе с Матвеем поднял Венцеслава, и они унесли ослабевшего шляхтича внутрь. Богуслав, покачиваясь, ушел с ними. Хрисанф и Христо заходить не стали, отправились восвояси — встретиться договорились на завтраке.
Я завернул на двор, выдал волкодавам мясо. Марфушка весело взялась нажевывать херсонский деликатес, а Горец провыл-прогавкал с тревогой:
— Где! Мой! Хозяи-и-ин?
— Устал и уснул, — успокоил я верного друга королевича, — завтра увидитесь. А ты кушай, кушай. Марфуш, когда поедите, здесь останетесь или в дом зайдете?
— Тут! — рыкнула зверюга и опять вгрызлась в свой кусище.
— Ладно, не торопитесь, спокойно поешьте, — сказал я и тоже ушел спать.
Пробуждение было нерадостным. С самого утра Полярник взялся истошно орать у меня в голове:
— Владимир! Скорей вставай! Дельфины ушли!
Я от неожиданности сел. За окнами едва брезжил рассвет, мирно похрапывал на соседней койке Слава, во рту было сухо и мерзко, а на душе уныло. Однако похмелье, дружок!