Я быстро наелся, как привык на работе в прежней жизни (полчаса обед, двадцать минут ужин), и стал оглядывать сидящих. Бояре кушали не спеша, истово обсасывая каждую косточку. Жевали подолгу, неторопливо чавкая и рыгая. Часто прерывались для обстоятельных бесед с соседями и отхлебывания из чаш с вином. Никто не торопился. Эти люди никогда не видели спешки жизни.
Решил время не тянуть: спеть пару — тройку песен и уйти. Встал, вышел на середину и начал петь и аккомпанировать себе на домре, в очередной раз поразившись чистоте и красоте ее звука. После первых двух песен князь подозвал меня к себе и спросил:
— Пойдешь ко мне в придворные певцы? Стол и кров будут всегда, жалованье положу хорошее. Оденешься поприличнее, женишься. Скоро надолго где-нибудь осядем, домик построишь, глядишь — и дети пойдут. Идешь?
Я задумался. Мне бы такое предложение пораньше, не пошел, а побежал бы, блея от радости и пытаясь поцеловать руку с криками: благодетель! Свет моих очей! Но сейчас положение сильно изменилось: меня учат ведун и ушкуйник, близка и реальна лесопилка. Скоро буду зарабатывать больше, чем голосить при дворце. Ну, а пока добуду на жизнь песнями, ими, похоже, старшина купцов обеспечил. Поэтому расшаркиваясь и благодаря для приличия, я отказался, мотивируя это недавним появлением такого великолепного голоса и неуверенности в его долговечности в связи с этим. Давид объяснения принял, попросил еще раз спеть про вещего Олега и потерял ко мне интерес, видимо навеянный другом детства. Исполнив стихи великого поэта России, вернулся к столу.
Ухватив пару куропаток на поздний вечер, ломоть хлеба, изрядный кувшинчик слабенького винца и чашу к нему, отправился восвояси. Княжеские слуги не зароптали.
Дружинники боярина опознали меня мгновенно, запустили. Я откинулся на кровать, вытянул ноги и почувствовал колоссальное облегчение. Так иногда хочется побыть одному и в тишине! А то все последнее время куда-то бегу. Покоя не было со времени моего прибытия сюда, в прошлое.
Да, князь был прав — пора обживаться и обустраиваться. Чуть появятся значительные деньги — строить свой собственный дом. А то прыгаю по Новгороду, как заяц, с места на место… Никому не могу даже объяснить, где меня завтра искать. Любой может выкинуть или выжить из своего дома. Основательность нужна. Мой дом — моя крепость, как гласит известная в моей прежней жизни английская юридическая мудрость.
Когда навалялся и изрядно отдохнул, пришли новые мысли. По сути, постройка и пуск в работу лесопилки, наем рабочей силы отданы мне. Сбыт взял на себя Акинфий. Если я все это буду делать один, долгое время ничем другим толком заниматься не смогу. Петь и зарабатывать этим деньги, учиться ведунству, и бог даст вести самостоятельный прием пациентов будет просто некогда.
Нужен человек, на которого можно положиться. Он должен мне чем-то быть обязан — иначе напакостит, или предаст, или вовсе продаст кому половчей секрет постройки пилорамы. У него не должно быть в руках востребованной профессии — иначе нет смысла учиться новому. Жить ему должно быть негде — надо будет переезжать на лесопилку. Не должен опасаться новых пространств — есть люди знают свою улицу и место работы и все на этом. Должен уметь осваивать новое и не должен этого бояться. Нужно уметь командовать людьми — один бревна и доски не потаскаешь на распиловку. Как не обдумывал, нужная кандидатура так и не отыскивалась.
Фрол глуповат, пока научишь чему-то новому, семь потов сойдет. Никем и никогда в жизни не командовал. Да и не отпустит его Катерина и сама не поедет куда-то за город жить. А она его, похоже, крепко держит в мягких лапках — коготки уже выпущены.
Про мой ансамбль речь просто не идет. Полгода до меня нищенствовали и голодали. Был голос того же уровня, неплохой поэт-песенник, море музыки вокруг — бери, клепай песни и пой, — ну ничего же не делали! Ходили и мрачно дудели. Что с ними, что без них — разницы никакой. Решу я их сейчас бросить, заработаю те же деньги. А вот они обноются и пойдут другой дорогой. Либо примкнут к другим скоморохам, если их каким-то чудом возьмут. Меня и до роскошного голоса звали, не успел по рынку набродиться. Их за шесть месяцев — ни разу. Сколько мы вместе, ни одного толкового совета по улучшению общего дела, ни одной здравой выдумки, что мы еще можем сделать. Фокусник умеет только то, что я показал и все на этом. А ведь Дэвид Копперфильд или Гарри Гудини не получили свои фокусы от кого-то. И на каждом шагу: мастер, старший, а что, а как…