— Потому… потому что… для этого… в моей жизни… нет места.
Шон приподнялся на локте, чтобы посмотреть на нее. Его взгляд показался Блэр лучом лазера.
— Ты не хочешь, чтобы кто-то или что-то помешало твоей карьере, так?
— Да, — резко бросила она, не зная, впрочем, чем вызвана такая буря эмоций — тем, что ей хочется, чтобы Шон принял этот ответ, или тем, что его рот оторвался от ее груди.
— Когда твои ноги перестанут болеть, ты вернешься на сцену и тебя ничто не остановит, так?
Да.
— Ты не хочешь строить свою жизнь здесь.
— Не хочу.
— И тебе никто не нужен. Ты отказываешься вот от этого? — Шон сделал только одно движение, но оно ясно выражало смысл вопроса. Тонкая ткань трико была не слишком мощной преградой на пути его возбужденного члена.
— Да.
— Тебе это не нужно, — Он еще теснее прижался к ней.
— Нет, — почти прорыдала Блэр.
— Ты просто маленькая лгунья. Ты так хочешь меня, что даже испытываешь боль.
Его колено раздвинуло ноги Блэр, он лег на нее сверху, словно защищая от всего и ото всех на свете.
— Тебе больно, Блэр. Позволь мне вылечить тебя, — страстно прошептал Шон. Вопреки ее протестам, ее тело жаждало этого мужчину, и они прильнули друг к другу.
И тут же услышали быстрый стук в дверь.
— Шшш, — прошипел Шон ей на ухо. — Прошу тебя, не отвечай. — Он даже зажмурился, как будто желая отгородиться от непрошеного гостя. Его лицо исказилось, словно от боли.
— Тетя Блэр, это я, Эндрю, — позвал высокий детский голос. — Тетя Блэр, вы дома?
4
Шон очень низко опустил голову и тяжело вздохнул. Медленно, нехотя он встал, освобождая Блэр.
— Тетя Блэр!
— Я иду, Эндрю, — откликнулась она и дрожащими пальцами постаралась натянуть на плечи лямки тренировочного трико. Блэр избегала смотреть на Шона. Она спустила ноги с дивана и торопливо направилась к двери.
— Привет! — с фальшивой жизнерадостностью поздоровалась она, широко распахивая дверь.
— Вы были в ванной или что? — с детской непосредственностью поинтересовался Эндрю.
— Гм, нет. Мы с Шоном опробовали мой новый телефон. Напомни, чтобы я записала тебе номер для твоей мамы.
При упоминании имени его героя темные глаза мальчика обежали комнату.
— Привет, Шон, — жизнерадостно выпалил он и ринулся мимо Блэр в комнату.
— Привет, дружище! — Шон протянул руку, и мальчик с удовольствием хлопнул по ней растопыренной пятерней.
— Как ты сюда попал? — спросила Блэр.
— Я пришел пешком, — гордо ответил сын Пэм. — Я знаю, где можно срезать путь. Мама меня послала сказать вам обоим, что устраивает вечеринку сегодня вечером. Ну, на самом деле это не совсем вечеринка, просто к нам придут люди поесть стейков. В любом случае вас обоих ждут к восьми часам.
Мама сказала, что вы можете сэкономить бензин и приехать на одной машине.
— Здорово придумала твоя мама, — подал голос Шон.
— Я не знаю, — одновременно с ним произнесла Блэр.
Она бы с удовольствием расцеловала паренька за то, что тот предотвратил своим появлением неминуемую катастрофу. Какой бес в нее вселился? Почему она позволила Шону зайти так далеко? Его руки, губы заставили ее открыть в себе самой нечто такое, о чем она даже не подозревала. Его прикосновения кружили ей голову, лишали разума и воли, и все-таки Блэр каждый раз на них отвечала. В его присутствии Блэр теряла контроль над собой, и это ее пугало.
Когда Шон впервые поцеловал Блэр, ее сразил напор его поцелуя, поразила реакция собственного тела. Завораживающая власть его губ, вторжение его языка в ее рот — все это было для нее ошеломительным, даже пугающим. Она целовалась множество раз, но никогда мужчина не обладал над ней такой властью. Раньше Блэр всегда чувствовала некую отстраненность и лишь позволяла мужчине утолять его желание, непонятное для нее. Но теперь Блэр как будто прозрела. То, что казалось ей немыслимым еще несколько дней назад, вдруг стало необходимым. Она хотела, чтобы Шон прикасался к ней, делал ей признания. И в то же время Блэр понимала, насколько отношения с Шоном осложнят ее жизнь, нарушат ее привычное течение. И все же каждый его поцелуй порождал в ней острейшее желание, грозившее разрушить устои ее жизни.
Но еще более пугающим и опасным, чем ее собственная покорность, было его собственническое отношение к ней. Кто дал Шону Гэриту право следить за ней, указывать, кого она может, а кого не может приглашать к себе в квартиру, что ей следует, а чего не следует носить? Она прожила тридцать лет без его покровительства, и, с точки зрения Блэр, прожила вполне нормально, и уж как-нибудь обойдется без опеки и следующие тридцать лет.