Прикованная к месту, Блэр смотрела на протянутую к ней руку.
— Присоединишься ко мне?
Блэр покачала головой, все еще ошеломленная. Шон не настаивал. Вместо этого он развернулся и направился к полосе прибоя. Блэр крикнула ему в спину:
— Не сейчас.
Шон вошел в сверкающую воду с естественностью морского бога. Кружевные волны прикасались к его щиколоткам и икрам благоговейными поцелуями. Гэрит нырнул под набегающую волну, которая приняла его, как истомившаяся в ожидании любовница. Вскоре Блэр увидела мощные взмахи его рук за полосой прибоя. Шон плыл прочь от берега. Возвращаясь назад, он расслабился и позволил прибою нести его.
На мелком месте Гэрит встал и, сложив руки рупором, позвал Блэр:
— Иди сюда! Вода замечательная.
Блэр покачала головой и нашла в себе силы крикнуть в ответ:
— Слишком холодно.
И только потом она осознала, что даже не смотрела ему в лицо. Ее глаза были прикованы к потемневшим от воды волосам, сбегающим от живота вниз к тому, что было скрыто водой. В свете сумерек эта часть его тела то появлялась, то исчезала в набегающих и отступающих волнах. Прибой как будто дразнил Блэр, то демонстрируя, то снова пряча сокровище.
Когда Шон вышел на берег и бегом направился к пледу, Блэр отвернулась и пробормотала что-то невразумительное о красоте заката. Шон тяжело дышал после плавания, а Блэр совсем по другой причине. Но ей стало легче, когда она боковым зрением увидела, что Шон натягивает шорты. Она с облегчением выдохнула воздух, услышав звук застегивающейся «молнии».
— Да, это было здорово. — Он провел рукой по мокрым волосам. — А теперь я проголодался. А ты?
Проголодался? О чем он говорит?! Внутри Блэр все стонало, но не от того голода, который имел в виду Шон. Никогда, доживи она хоть до ста лет, ей не забыть, как он выглядел в лучах заходящего солнца. Бронзовое тело, которое могло вдохновить скульптора или художника. Даже когда он был одет, Блэр видела красоту его тела, при одном взгляде на Шона у Блэр захватывало дыхание. А обнаженный он потряс ее воображение и возбудил нестерпимое желание.
Чтобы скрыть чувство неловкости, Блэр беспечно спросила:
— А что у нас на ужин? — Она смотрела куда-то мимо плеча Шона, пытаясь избежать проницательного взгляда его синих глаз.
— Салат с омарами, яйца со специями, французский длинный батон, острый гарнир из маринованных овощей и пирожные с клубникой.
— Это настоящее пиршество! Только не говори, что все приготовил сам.
— Мне бы очень хотелось быть настолько хорошим поваром, но увы. Это шеф-повар из ресторана «Лайтхауз» собрал для меня корзинку. — Шон вынул бутылку из ведерка со льдом и отряхнул прилипшие к ней льдинки. — Но начнем мы все-таки с шампанского.
Шон ловко оборвал фольгу, отогнул проволоку и вынул пробку из бутылки. Тонкий аромат дорогого шампанского волновал ноздри, рождая предвкушение удовольствия, Шон вынул из корзинки два бокала на тонких ножках и наполнил их, потом поставил бутылку обратно в ведерко.
Он прикоснулся своим бокалом к бокалу Блэр.
— За самую изящную, самую красивую, самую… сексуальную учительницу танцев, которую мне доводилось встречать.
Блэр рассмеялась, но приняла тост, поблагодарив Гэрита величественным кивком. Они оба сделали глоток и одновременно вздохнули от удовольствия, наслаждаясь холодным напитком. Шон нагнулся к ней и запечатал влекущие алые губы поцелуем:
— Поздравляю с хорошо сделанной работой.
— Спасибо.
В поцелуе не было жадной страсти, а лишь щемящая нежность, от которой у Блэр заныли соски. Шон оторвался от ее губ слишком быстро.
Она помогла ему разгрузить корзинку, и они набросились на изысканные деликатесы, как голодные волки. Первая бутылка шампанского опустела за несколько минут. Они почти закончили вторую, когда Блэр, слизав последние крошки пирожного со своих пальцев, со вздохом удовлетворения растянулась на пледе. Она была сыта.
— Я сейчас лопну, — протянула она, поглаживая живот.
— Отлично, — спокойно отозвался Шон. Собрав все в корзину, он лег рядом с ней.
Блэр повернула голову и взглянула на него.
— Все было восхитительно. Спасибо тебе! Здесь просто замечательно — настоящий рай!
— Это ты замечательная, — с нажимом произнес Шон. — Ты замечательно выглядишь, у тебя замечательный голос, и ты замечательная на вкус. — Он преодолел несколько дюймов, разделяющих их, и прижался к ее губам в страстном поцелуе. Возможно, голод желудка они утолили, но голод чувств остался неутоленным у них обоих.