У Пэм на глазах тоже выступили слезы.
— Я тоже тебя люблю. — Следующие несколько минут были до края переполнены эмоциями. Потом Пэм попросила: — Позволь мне все-таки позвонить Шону и пригласить его сюда.
Блэр упрямо покачала головой:
— Нет. Пусть все остается так, как есть. Так лучше.
Пэм опустила голову.
— Это в твоем представлении так лучше. — С этими словами она ушла, явно разозленная совершенно неразумным — с ее точки зрения — поведением Шона и Блэр.
— Войдите, — откликнулась Блэр на легкий стук в дверь. Она ожидала увидеть одного из детей с очередным разрывающим душу творением, созданным цветными карандашами на плотной белой бумаге. Ее коллекция уже насчитывала восемнадцать таких картин. Что на них было нарисовано, наверное, теперь не сказали бы и сами авторы. Она уже заготовила восторженное восклицание и заранее придала удивленно-радостное выражение своему лицу. Но в дверях стоял Шон. Блэр замерла.
Они долго жадно вглядывались друг в друга, выискивая в чертах другого следы страдания. И оба пришли к выводу, что они в отличной физической форме, но горькие складки у губ и покрасневшие глаза свидетельствуют о душевном смятении, которое никак не желает их покидать.
— Пэм сказала, что ты хочешь меня видеть, — нарушил молчание Шон. Его голос звучал спокойно. Он едва поместился в пространстве между дверью и кроватью.
— Она… — Блэр прикусила язык. Она не хотела пускаться в долгие объяснения. Ей было очень больно видеть, как погрустнел Шон. Он так нуждался в ее прощении, в том, чтобы с его плеч сняли чувство вины за несчастье, случившееся с Блэр. Она на мгновение опустила глаза и посмотрела на побелевшие костяшки своих пальцев. — Да… Я… Пэм говорила, что ты во всем винишь себя. — Ее руки впились в плед, прикрывавший колени. — Шон, ты не должен так думать.
— Но я виноват, — с тревогой произнес он. — Если бы я не попросил Эндрю принести мне гвозди, у него сейчас не было бы швов на лбу. А если бы я не позвонил тебе, пытаясь найти Пэм, ты бы не лежала сейчас здесь, мучаясь от невыносимой боли и…
— У меня ничего не болит. Уже не болит, — прервала его Блэр. — И если на этот раз я буду выполнять все предписания врача, то боль не вернется. И со мной это случилось не только потому, что я пробежала всю дорогу до дома Пэм, — добавила она с горькой улыбкой. — Это стало результатом стечения обстоятельств. И ты, кстати, меня об этом предупреждал.
Ей удалось вызвать едва заметную улыбку на губах Шона, но он еще не был готов простить себя.
— Слава богу, что Эндрю только сильно ушибся. Я решил, что он потерял сознание, потому что ударился головой. К тому времени, как дома появился Джо, мальчик уже мог сесть, А когда приехала Пэм, то нам влетело за то, что мы испачкали кровью ее лучшее полотенце. Пока мы с ней… В общем, пока Пэм занималась тобой, Джо отвез мальчика в больницу, и ему наложили три шва.
Блэр рассмеялась:
— Пэм говорит, что Эндрю ни за что не хочет расстаться с повязкой.
— Как бы мне хотелось, чтобы и у тебя все обошлось так же легко. — Шон взглянул Блэр прямо в глаза. — Что говорит врач? — Он спросил об этом, хотя все знал и так. Шон столкнулся с врачом, когда выходил из дома Дельгадо. Сразу после того, как Блэр потеряла сознание, они с Пэм раздели ее и уложили в постель. Пэм позвонила врачу и потребовала, чтобы тот приехал в Тайдлэндс, так как сама Блэр не в состоянии добраться до Нью-Йорка. Врач согласился, но потребовал невероятно высокий гонорар.
Когда врач вежливо, но твердо заявил Шону, что слишком дорожит своей практикой, чтобы обсуждать состояние здоровья своих пациентов с посторонними, Шон вышел из себя. Он сообщил врачу не менее вежливо и не менее твердо, что если он дорожит своей жизнью так же, как и своей практикой, то ему лучше немедленно начать говорить. С трудом глотая воздух, потому что мощный кулак Шона смял его галстук от Кардена, врач объяснил ему, чего следует ожидать Блэр в ближайшие несколько месяцев.
Но сейчас Шон внимательно слушал Блэр:
— Две недели мне нельзя вставать и ходить. Потом я смогу постепенно начинать ходить, но на короткие расстояния. Мне придется ездить в больницу несколько раз в неделю для лечения ультразвуком. Врач также рекомендовал уколы кортизона, но я этого не хочу. И я отказалась принимать болеутоляющее. — В голосе Блэр послышалось прежнее упрямство.
Она проигнорировала восклицание Шона, который явно был не согласен с ней, и продолжала:
— Через месяц или около этого он еще раз меня осмотрит и оценит ситуацию. — Ее голос изменился. — Если все будет в порядке, я смогу постепенно начать восстанавливать силы. Если нет, — ее голос дрогнул, — то, возможно, понадобится операция. На лечение уйдут месяцы, и скорее всего я никогда больше не смогу танцевать. Во всяком случае, на профессиональной сцене.