И тут снова закричала малышка. Пока тихо. Жалобно, как котенок, с перерывами. Успокойся, малышка. Еще рано. Твоей мамочке нужно еще несколько минут. Еще чуть-чуть, для себя. Я посижу. Мать-мачеха. Попробую вернуть свои мечты. Крики все настойчивей. Она хочет есть. И ласки, и разговора. Я занята. Успокойся. Я лучше помечтаю. Но малышка кричит. Когда я вошла, старшая вскочила в кровати, смотрит на меня:
— Можно я после малышки тоже встану?
— Можно, но после.
Дальше все идет по установленному послеобеденному расписанию. Овощное пюре. Ложка за ложкой. От жадности малышка набила полный рот и отрыгивает. И кричит. Голодная. Есть хочет. Наконец чашка пуста и малышка сыта. Хорошо, что ничего не осталось. Кто бы доел это пюре? Овощи старшая почему-то не жалует. Только яблоки с печеньем или бананы. Малышку быстро кладу в постель. Старшая одевается сама. Пока я делаю сок. Три бутылки запасов на зиму.
Теперь гулять. Как всегда, после обеда. Стоит один из тех дней поздней осени, которые я люблю. Томное, усталое солнце. Идем гулять на детскую площадку. В сетке коляски ведерко для сбора всякой всячины, формочки для песка. У меня в кармане книга и шоколад. Больше нам ничего не надо. Опускаюсь на красную лавочку. Коляску ставлю рядом, чтобы можно было в нее заглядывать, кладу на колени книжку рассказов, достаю из кармана шоколад. Даю кусочек старшей, она отправляется гулять. Открываю книгу и смотрю на реку. Прогулочный пароход, далеко позади связка из трех барж. Ни звука. Щурясь, смотрю на солнце. Хочется потянуться и замурлыкать, так мне хорошо на моей лавочке. Читаю несколько строк, снова поднимаю глаза. Гуляющих мало. Кроме нас, на детской площадке никого. Так, наверное, надо рисовать на картинах мир. Пробую песочный куличик. Спасибо, очень вкусно. Сахарку недостаточно. Добавь. Снова можно читать. И дремать. Старшая собирает в ведерко каштаны. Их много. Выкладывает каштаны в сетку на коляске. Они останутся там до тех пор, пока я их не выброшу. Беру каштан в руки. Я люблю эти гладкие коричневые комочки. Могла бы их держать в руках бесконечно. Иногда я делаю из них человечков, зверюшек, другие фантастические существа. Но не всегда. Сегодня не буду. Похолодало. 16.30. Пора домой, купать малышку. Еще три часа.
Малышка по своему обыкновению просыпается, как только коляска въезжает в темный коридор. Я бы могла ее еще на несколько минут оставить во дворе, в коляске посреди высокой травы. Но она будет плакать. Сначала несу наверх вещи. Вдруг раздается оглушительный крик. Я забыла, что старшая не выносит, когда ее кто-нибудь обгоняет. Я шла слишком быстро. Ей это не по нутру. «Отставала» — похоже, это самое страшное оскорбление в их детском саду. Спускаюсь по лестнице. Младшая кричит. Теперь я с двух сторон в крике моих дочерей.
Топлю на кухне печь. Малышке нужно тепло. Слава богу, сегодня не дымит. Теперь старшая завелась: «Пожалуйста, пожалуйста, мамочка, давай поиграем в гости».
Пытаюсь ее отвлечь, предлагаю всякие другие игры, в которые я сама с удовольствием сыграла бы: кости, шахматы, домино, лото-картинки. А еще лучше — лепить. Я бы с удовольствием полепила. Бременских музыкантов, или серию слоников мал мала меньше, или ворон, балансирующих на мяче. Сейчас это доставило бы мне удовольствие. Но нет. «В гости, пожалуйста, ну пожалуйста, поиграем в гости». Я желаю своей подруге, которая научила старшую этой игре, играть в нее всю жизнь беспрерывно — и тут же сама себя убеждаю, что хотя бы последние полчаса перед сном старшая заслужила за весь день. Итак:
Стучусь.
— Добрый день.
— Добрый день, как вас зовут?
— Фрау Дёринг.
— Ах, фрау Дёринг, я так рада познакомиться. А как зовут вашу дочь?
— Йога.
— Какое прекрасное имя!
И так далее. Дай моей дочери волю — играла бы каждый вечер. Меняются только имена, так как она никогда не помнит, как звали вчерашнюю дочку.
Поставить воду для ванны, отдраить ванночку, сварить питание, раздеть малышку. Она лежит голая, барахтается, смотрит черными глазами, как я смешиваю воду для купания, и улыбается. Купаю. Она вся светится от счастья. Кожа нежно порозовела, так и хочется погладить. Вытираемся, мажемся кремом, присыпками. Одеваемся. Готовлю две бутылочки на ночь. Старшая наслаждается временным отказом от своих прав старшинства — сосет детское питание вместе с малышкой, которая лежит у меня на руках, смеется, довольная и сытая. Губами касаюсь ее тонких, прозрачных волос. Уткнувшись в них носом, пытаюсь в сотый раз понять, чем же пахнут волосы грудных младенцев. Этот запах не похож ни на какой другой. Что-то среднее между летом и свежим сеном. А ведь дитя города. Взгляд в самое себя, никакой реакции на окружающих. В кроватке малышка еще немного капризничает. Комната погружается в темноту и одиночество.