Полгода, которые он жил с Кристой, я на полную катушку использовала, все получилось автоматически. В ансамбле, вот потеха, все вокруг меня увивались, «какая ты хорошая, Уте», «какая ты отличная, Уте». В школе я только и слышала: «Стеснительная девочка, всегда держится в тени». Ни фига себе, а? Во как они в моем характере просчитались. «Послушай, — сказала я себе, — когда-нибудь ты умрешь, и тебя уже никогда не будет, так почему бы не делать то, что тебе больше всего нравится, плевать, что скажут другие». Я как-то была знакома с одним арабом. Ужасно. Я все время пытаюсь бороться с этим, и Ральф тоже разубеждает меня. Араб гадал мне по руке. Прошлое, настоящее и будущее. И все совершенно точно предсказал, ей-богу! И то, что мой второй ребенок умрет. Так и вышло. Я не стала рожать ребенка, который был от Ральфа. Учеба, надежд на квартиру никаких, и Ральф, тоже хорош, все бубнил: «Слушай, Уте, мы еще столько детей нарожать можем». Мне и сегодня еще жалко. А если б девочка была! И все это предсказал мне так точно тот араб, и еще — что я умру в пятьдесят лет!
Два года прошло, пока мы стали так здорово понимать друг друга, как сейчас. Говорят, то, что разбито, никогда уже не склеишь. Но у нас все стало лучше. Так все утряслось, что один уже скучает по другому, стоит тому только отлучиться. Родители меня раньше вечно подначивали: «Ну что, Уте, пора бы и замуж, а?» И тут я натолкнулась на железное сопротивление Ральфа. Теперь я себе говорю: «Вот еще, с какой стати я должна заставлять его что-то делать, отношения-то наши от этого не станут лучше». Вот он, компромисс: я больше не стою упрямо на своем. Я переменилась, и он тоже. А печать в паспорте — да ну ее, это не самое важное в жизни. Ральф всегда говорит: «Женщины — они и не хотят равноправия». «Я хочу, можешь не сомневаться», — сказала я. Даже мой сын и тот уже накрывает на стол, чистит мои туфли, убирает в своей комнате без всяких разговоров. Тут у меня никаких проблем, ей-богу.