Вооруженные силы и торговавшие наркотиками повстанцы издавна отчаянно враждовали, и ни одна из сторон не склонна была проявлять милосердие. Нам предстояло лететь на север, в далекую Центральную Кордильеру, где не действовали никакие законы. Это покрытое джунглями ответвление горного хребта, змеясь, простирается до соседней Колумбии. Судя по данным разведки, РВСК использовали реки для того, чтобы переправлять наркотики из глубин дождевого леса во внешний мир, а конечным пунктом назначения, скорее всего, были Соединенные Штаты Америки. Ребята из «ПАТРИИ» планировали установить наблюдение за одной из этих рек, блокировать там торговлю наркотиками и захватить пленных, у которых можно будет собрать дополнительные сведения, необходимые для того, чтобы разорвать паутину наркотрафика. Наша роль заключалась в том, чтобы тренировать их для более успешного выполнения этих задач, и мы верили в это от всей души. Мы сражались на стороне добра с настоящим врагом, и ребята из «ПАТРИИ» — хотя им не хватало опыта и навыков, а может быть, именно поэтому, — стали нам близки. Они были идеальными учениками, прямо как губки, готовые впитать все, что мы могли им дать. И, видит Бог, они должны были многому научиться.
Позади я услышал пронзительный вой: от пусковых двигателей «Геркулеса» разогнались турбины. Постепенно раскрутились массивные крючковатые лопасти. Авиабензин горел буйно и ярко в горячем влажном воздухе. Когда я собирался подниматься на борт, Джин хлопнул по моей ладони пятерней.
— Кажется, мы готовы! Нам пора, Черт!
Ребята из Авиационного полка дали мне это прозвище, потому что я почти никогда не ругался и уж тем более не говорил плохо о родителях или начальстве. Так уж меня воспитали. Самым грубым словом в моем лексиконе было «черт», отсюда и кличка. Но это не помешало мне стать своим в Сто шестидесятом. Незадолго до того командир подразделения отвел меня в сторону и сказал, что если я участвую в операциях Авиационного полка специального назначения, то должен носить эмблему «Ночных охотников» вместе со своим значком войск особого назначения. Значок «Ночных охотников» обычно был у меня на правом плече, значок войск особого назначения ВВС — на левом нагрудном кармане. Носить два значка было непривычно, и я чувствовал, что это огромная честь.
Мы поднялись на борт. Я надел шлем и затянул ремешок под подбородком, устраиваясь на складном матерчатом сиденье. «Геркулес» взлетел, а потом зарокотал на небольшой высоте, над самыми вершинами деревьев — так низко ни один радар его бы не засек. Самолет, летящий на малой высоте, сложно сбить с земли, потому что он проносится и исчезает из виду за несколько секунд.
Я сидел в хвосте самолета, возле большой кучи рюкзаков, на которые была накинута сетка, чтобы они не рассыпались. Сквозь приоткрытый люк я видел, как внизу проносятся джунгли. Казалось, вершины деревьев так близко, что можно протянуть руку и коснуться их.
Пилот, конечно же, знал свое дело. Если бы наш самолет еще хоть немного снизился, верхние ветви деревьев попали бы в лопасти винтов. Мы летели над зеленым ковром. Нечего было и думать перекинуться хотя бы словечком — все заглушали рев турбин и шум ветра. Изредка лесной покров расступался, давая место реке, узкой тропе или деревне посреди джунглей. Однако на девяносто девять процентов местность была дикая.
Как и во время предыдущих полетов, которым я уже потерял счет, на мне лежала особая ответственность. Мне оставалось лишь надеяться и молиться о том, чтобы и на этот раз я справился. Глядя вниз на джунгли, я вспоминал, как я, метеоролог, попал в элитное военное подразделение. Меня призвали из крошечного малоизвестного подразделения — Десятой эскадрильи метеорологической службы Авиационных сил особого назначения. В то время там было семьдесят два бойца, и только шестьдесят из них умели прыгать с парашютом, могли участвовать в спецоперациях и выполнять задания, такие как то, что мне сейчас предстояло.