И больше ничего. Ток усиления внезапно мяукнул, зажужжал, наполнил наушники не то кукареканьем, не то диким смехом, язвительным и страшным. Но это был уже только ток; просто гетеродин начал генерировать слишком мощные колебания…
Сакс свертывал провода и укладывал их в сумку, а Нигрен натянул край простыни на лицо мертвеца, сжатые губы которого, возможно под воздействием тепла (в гибернаторе было уже почти жарко, по крайней мере у Рогана пот струился по спине), чуть приоткрылись, будто выражая безграничное изумление. Такими они и исчезли под белым саваном.
— Скажите что-нибудь… Почему вы ничего не говорите?! — взорвался Роган.
Сакс затянул ремешки на сумке, встал и приблизился к нему.
— Спокойней, навигатор…
Роган зажмурился, сжал кулаки, напрягся изо всех сил, но безрезультатно. Как всегда в такие минуты, им овладела ярость, и с ней очень трудно было справиться.
— Простите… — пробормотал он. — Так что же, собственно, это значит?
Сакс расстегнул и сбросил на пол слишком свободный скафандр и перестал казаться рослым и крепким — снова стал худым сутулым человеком с узкой грудью, с тонкими нервными руками.
— Я знаю не больше вашего, — сказал он. — А может, и меньше.
Роган ничего не понял, но ухватился за его последние слова:
— То есть почему меньше?
— Потому что меня здесь не было — я не видел ничего, кроме этого трупа. Вы тут были с утра. Это изображение вам ничего не говорит?
— Нет. Они… они шевелились. Они тогда еще были живы? И что на них такое было? Эти пятнышки…
— Они не шевелились. Это оптическая иллюзия. Энграммы фиксируются так же, как фотографии. Иногда получается сдвиг — образы налагаются друг на друга. В данном случае этого не было.
— А эти пятнышки? Тоже оптическая иллюзия?
— Не знаю. Все возможно. Но кажется мне, что нет. Вы как считаете, Нигрен?
Маленький доктор уже освободился от скафандра.
— Не знаю, — сказал он. — Может, это и не был артефакт. На потолке их не было, правда?
— Этих пятнышек? Нет. Только на них… и на полу. И на стенах…
— Если бы накладывалась другая проекция, они, вероятно, покрывали бы все изображение, — сказал Нигрен. — Но это не наверняка. Слишком много случайностей в таких фиксациях…
— А голос? Это… это бормотание? — с отчаянием допытывался Роган.
— Одно слово произносилось отчетливо: «мама». Вы это слышали?
— Да. Но там было еще что-то. «Аля… ляля…» — это повторялось…
— Повторялось потому, что я обшарил всю теменную область коры, — проворчал Сакс. — Это означает: всю зону слуховой памяти, — пояснил он Рогану. — Это и есть самое необычное…
— Эти слова?
— Нет. Не слова. Умирающий может думать о чем угодно; если б он думал о матери, это было бы абсолютно нормально. Но его слуховая память пуста. Совершенно пуста, понимаете?
— Нет. Ничего не понимаю. Как это — пуста?
— Сканирование теменных слоев обычно не дает результатов, — объяснил Нигрен. — Там слишком много энграмм, слишком много зафиксированных слов. Получается так, будто пытаешься читать сто книг сразу. Хаос. А у него, — он поглядел на тело, прикрытое простыней, — у него там ничего не было. Никаких слов, кроме вот этих нескольких слогов.
— Да. Я проходил от сенсорного центра речи до самой sulcus Rolandi,[8] — сказал Сакс. — Потому эти слоги и повторялись: это были единственные уцелевшие фонетические структуры.
— А остальные? А другие?
— Нету их. — Сакс, будто теряя терпение, рывком поднял тяжелый аппарат — даже кожаная ручка футляра заскрипела. — Просто нет их, и все. Не спрашивайте меня, что с ними сталось. Этот человек полностью потерял слуховую память.
— А картина?
— Это дело другое. Он видел это. Мог даже не понимать, что видит, но фотоаппарат тоже ничего не понимает, однако фиксирует то, на что его нацелишь. Впрочем, не знаю, понимал он или нет… Вы мне поможете, коллега?
Врачи ушли, таща аппараты. Дверь закрылась. Роган остался один. И тут его охватило такое отчаяние, что он подошел к столу, отбросил покрывало и, расстегнув рубашку мертвеца — она оттаяла и стала уже совсем мягкой, — внимательно осмотрел его грудь. Он вздрогнул, прикоснувшись к телу, — кожа стала эластичной; ткани оттаивали, мышцы при этом расслаблялись, голова, прежде неестественно приподнятая, безвольно откинулась, словно этот человек и вправду спал.
8
Роландова борозда (sulсus Rolandi) — глубокая борозда на наружных сторонах больших полушарий головного мозга, которая отделяет двигательную зону, контролирующую скелетные мышцы, от лежащей позади нее области, ответственной за ощущение тепла, холода, прикосновения и давления при раздражении кожи.