Она — треклятая Медуза Горгона со вкусом толченой звездной пыли. Все силы уходят на то, чтобы не разжать губ, не поддаться на провокацию. Чтобы просто не сдуреть. А она нарочно, открывает рот и лижет мои губы, как какое-то животное, и это так мерзко и желанно, что я позволяю ей и дальше делать со мной это ненормальное дерьмо.
— Ты и правда шлюха. — Кого я убеждаю? Себя, ведь мгновение назад Кира сама в этом созналась.
Я хватаю Киру за плечи, сдавливаю смертельными тисками, в которых трещат ее ребра.
Хочу ее. Не как продажную девку. Просто, как Киру. И это самая дерьмовая правда моей жизни за последнее время.
А потом этот Ядовитый плющ вгрызается в мой рот, и я воплю от боли, потому что Кира едва не прокусывает мне губу. Она сплевывает кровь в бассейн, подбирает с пола полотенце — и сваливает в гребаный рассвет, словно Королева, уделавшая дракона шпилькой для волос.
Я просто стою возле бассейна и чувствую себя так, будто это не я ее хотел поиметь, а она меня — хотела и поимела, и для этого ей даже не пришлось стаскивать с меня трусы.
Это что за на хрен сейчас было?
Несколько долгих минут я бултыхаюсь в собственной беспомощности, и впервые в жизни чувствую себя на хрен отыметым по полной программе. И ее губы на моих губах, бля… Тру рот тыльной стороной ладони, до красноты, до жжения, чтобы вытравить из- под кожи впрыснутой этой гадиной отраву, но ничего не помогает. Я чувствую ее вкус сильнее, чем собственную кровь, которая теперь у меня на ладонях. Щупаю кончиком языка припухлость и морщусь от боли. Эта дрянь явно не сойдет за несколько дней, а значит, я буду носить на себе метку Киры. А это значит, что всякий раз, когда я буду пить кофе или коктейль, или тупо бухать в баре, она о себе напомнит.
Я возвращаюсь в номер с сумасшедшей башкой и полным непониманием, как же так получилось. Как я вдруг стал жертвой, хот я загонял эту дрянь как настоящий охотник. Я ведь чувствовал, как сильно она меня боится, как растягивается оголенным нервом вся сразу, до пальцев на ногах. Может, она была под кайфом?
Я практически вываливаюсь из горячего душа, смазываю дымку пара на зеркале и «любуюсь» раной на нижней губе. И за каким-то хреном скольжу по ней языком, и снова оказываюсь на грани долбаной смеси отвращения и желания. По-хорошему, сейчас самое время валить отсюда подальше. Привести мысли в порядок, придумать новый план по превращению жизни Киры в кошмар, но меня выкручивает от одной мысли, что я сяду в самолет, а она в это время будет отсасывать моему дяде, и он, возможно, будет лупить ее по заднице, чтобы старалась усерднее. И в этот момент мерзкий полудохлый ангел шепчет мне на ухо разбитыми губами: «Нет, придурок, это твоя фишка — шлепать самку по заду, и это тебе до каменного стояка хочется врезать по ее тощим булкам, пока она будет держать твой член глубоко в горле, и кончить в тот момент, когда она застонет, принимая боль как награду».
Чтобы вытравить ее вкус, извожу почти полтюбика зубной пасты, но Кира словно въелась мне в язык. Ни черта не помогает. Еще и Снежана просыпается и прется в ванну. Слава богу, хоть не трогает, а то бы я оторвал ей руки. И все равно, когда я случайно замечаю ее взлохмаченную голову у себя за спиной, нервы окончательно разъедают терпение.
Не та, блядь, голова. И не тот рот. И вообще все не то.
Я с трудом понимаю, что делаю, когда со всего размаха тараню кулаком стекло.
Снежана взвизгивает и с криками «ты больной!», вылетает наружу. А я смотрю на сотни своих отражений, которые разбегаются по спирали, и мне становится легче от того, что костяшки кровоточат.
Я трезвею. Это хорошо.
Больше никаких слабостей, только пустой трах, чтобы подарить любимому дяде эксклюзивное видео, и вытолкать Киру-блядь из своей жизни.
Сую кулак под проточную воду и, практически не чувствуя боли, вытаскиваю из кожи кусочки стекла. То, что доктор прописал для моей почти не прекращающейся эрекции.
— Дай хоть перевяжу, — спохватывается Снежана, когда я возвращаюсь в спальню.
Видимо вспоминает, что может получить сверх положенного, если будет хорошо стараться, а ее приступ истерики этому никак не способствует.
— Свали на хер и сделай так, чтобы я тебя не видел, — говорю я, накидывая рубашку.
К пяти часам вечера я успеваю купить преуспевающую электронную газету. Которая заметно портила жизнь моим изданиям. Она, конечно, не стоит тех денег, что пришлось отвалить, но я все равно не собираюсь использовать ее по назначению, разобью на пару мелких изданий, а продам по кускам. Так я обычно поступаю со всем, что усложняет мне жизнь: покупаю, ломаю и выбрасываю.