Я не погрешу против истины, если скажу, что каждый, абсолютно каждый человек в этом зале желает только одного — мира. И если найдётся хоть кто-то, кто желает противоположного, то пусть он первым бросит в меня камень.
Зачем воевать, если мы — это всё, что есть друг у друга в этом страшном мире, полном катастроф, испытаний и слёз? Нет, никакая власть, никакое богатство, пусть даже всей Вселенной, не выкупят вашего ближнего из плена у смерти. Нет. Ни деньги, ни богатство, ни власть, ни успех, ни машины, ни квартиры, ни территории, ни дворцы, ни нефтяные скважины, ни электростанции, ни энергия атома, — ничего из этого! Только мы. Мы — это всё, что есть друг у друга.
И у меня есть дорогие, сокровенные моему сердцу, люди. Раз за разом они приходят в этот зал, они ждут, они верят. Они молятся о том, чтобы я вышла из этих дверей живая, здоровая, свободная, и как можно скорее. Меня дома ждёт пожилая мама, родная сестра, любимые очаровательные племяшки, любящая женщина, которой поставили страшный диагноз — рак. Я не знаю ни одного человека в этом зале, который бы взаправду хотел, чтобы меня посадили. Ну, кроме государственного обвинителя разве что.
Впрочем, мне кажется, что и сам государственный обвинитель в глубине души этого не хочет. Мне кажется, он пришёл в прокуратуру, чтобы сажать реальных злодеев — убийц, насильников, совратителей несовершеннолетних. Думаю, в свободное от нашего процесса время он именно этим и занимается. Спасибо ему за это. Но залог продвижения по этой карьерной лестнице заключается в том, что нужно посадить тех, кого надо посадить. Давайте хотя бы под занавес процесса не будем делать вид, что это не так. Но я вас не виню. Я знаю, что вы заботитесь о своём благосостоянии, о своём статусе, о своём месте в обществе. О том, чтобы не потерять это место. О том, чтобы, не дай бог, не оказаться на моем месте. Вы заботитесь о благе своей семьи. О том, чтобы у них был хлеб на столе, крыша над головой. Вы, возможно, заботитесь о будущем своих будущих детей. О том, чтобы дать им достойное образование, квалифицированную медицинскую помощь. Но что вы будете рассказывать этим детям? О том, что однажды посадили в тюрьму тяжело больную всеми любимую художницу за пять жалких бумажек? Нет, несомненно, вы будете рассказывать им о других кейсах. Я думаю, вы утешаете себя тем, что делаете свою работу, и у вас нет выбора поступить иначе. Но что вы будете делать тогда, когда маятник качнется в другую сторону?
Ведь это закон истории, такой же абсолютный и фундаментальный, как закон всемирного тяготения: консерваторы сменяют либералов, либералы — консерваторов. После естественной смерти одного лидера к власти приходит другой, с совершенно иным курсом. В такой момент последние становятся первыми, а первые — последними.
Знаете, это прозвучит очень странно, но я вам сочувствую.
Несмотря на то, что это я нахожусь в клетке, но, возможно, я во многом свободнее, чем вы. Я могу делать, что хочу, я могу говорить что хочу, могу уволиться с работы, если меня заставляют делать то, чего я не хочу. Я могу организовывать свой свободный график работы и отдыха, проводить со своими любимыми и близкими столько времени, сколько я захочу. Я могу одеваться как хочу. Я могу любить, кого хочу. У меня нет врагов, я не боюсь остаться нищей, не боюсь потерять крышу над головой.
Я не боюсь показаться странной, уязвимой, слабой, смешной. Я не боюсь быть непохожей на других. Возможно, именно поэтому моё государство так сильно боится меня и мне подобных, раз держит меня в клетке, словно опаснейшего зверя.
Но человек человеку не волк. Просто злиться друг на друга из-за разности позиций легко, а вот любить друг друга, понимать, принимать, выслушивать и приходить к компромиссам — ой как непросто. Так невыносимо трудно, что порой это кажется просто невозможным — в такие моменты насилие, давление, запугивание ощущается как единственный выход. Но это не так! Необходимо учиться любить друг друга, поступать друг с другом милосердно, прощать, садиться за стол переговоров, мириться друг с другом, приходить к компромиссам — это единственный способ выкарабкаться из того кризиса морали, в котором мы оказались.