Последнее слово Марии Дубовик
24 июля 2020 года
Казавшийся бесконечным процесс по несправедливому обвинению дошёл, наконец, до конца. Мне предоставили последнее слово — конечно же, хочу воспользоваться им в полном объёме. Также хочу высказаться и рассказать, что пережила за эти два с половиной года. Каким-то чудовищным цунами я была выброшена из привычной жизни. Сначала в тюрьму, а потом в ежедневный изматывающий домашний арест. Когда ты становишься пленником в собственном доме, ты лишён того, что делают люди. Не могу сходить на прогулку. До магазина дойти. В кино или церковь. Любой выход за пределы моего участка превращается в довольно грустный квест, который вы прекрасно знаете — разрешения и так далее. Более того, из-за моего чудовищного обвинения, когда я была в СИЗО целых 5 месяцев, у меня ухудшилось здоровье. В настоящее время мне необходимо хорошее комплексное обследование, а также лечение. Мне необходима экстренная консультация и операция у лазерного хирурга, так как у меня очень сильно упало зрение, что может привести к ужасным последствиям, если ничего не делать.
Я не признаю себя виновной. Я не делала ничего плохого и до сих пор не могу понять, за что конкретно меня сейчас судят. Целый год шёл наш суд. Целый год мне казалось, что этот морок и бред пройдут. Что сейчас всё разрешится и этот кошмар закончится. Но всё осталось. Прокуратура делает вид, что ничего не произошло, и из раза в раз, изо дня в день повторяется одно и то же: «Виноваты, всё доказано, всё подтверждается». Не обращая внимания на очевидное, не приводя доказательства, делая из белого черное. Мне непонятно, почему некоторые реплики прокурора ничем не подтверждаются.
Творцом всего этого кошмара является, как мне кажется, нездоровый человек, который получает наслаждение от того, что так калечит судьбы молодых людей. Он сам сообщил суду, что у него хобби коллекционировать людей, ходить по собраниям и подобно высшим силам решать — кого отправить в жернова системы, а кому дозволено жить. Когда я слышала его голос и маньяческий смех, не видя его даже, мне становилось плохо и страшно — меня бросало в дрожь. Этот человек, на показания которого ссылается прокурор, — лжец. Он подобно крысолову из злой сказки, появился в моей жизни и повёл меня, мою подругу Аню, друга Славу, Руслана и других ребят за собой. Именно он и никто другой снял этот проклятый кабинет на Братиславской, написал злосчастный устав, предлагал бить людей нерусской внешности, покупать оружие и взрывчатку, сотрудничать с запрещёнными в России организациями, кидать зажигательными смесями в полицию. И после всего этого он является свидетелем, а мы, которые пропускали его пассажи мимо ушей, — стали обвиняемыми.
Два бесконечно долгих дня мы слушали его показания. Мы не видели его лица, он не посмел зайти в зал суда. Он испугался давать показания, глядя нам в глаза. Мы слышали его голос. И этот голос лжив. Он лгал суду, когда сказал, что нашёл мою фамилию в интернете и в базе сотовой компании — этот номер никогда не был зарегистрирован на меня. Он лгал суду, когда говорил, что мы намеревались делать взрывчатку. Он лгал суду, что я рассказывала кому-то, что мы тренируемся с оружием. Он лгал суду, что мы хотели совершить переворот и захватить власть в стране. Кто из вас, находящихся в здравом уме и трезвой памяти, может представить, что восемь молодых людей на такое способны? Он лгал суду, когда говорил, что я разрабатывала листовки. На видеозаписи, предоставленной суду, чётко видно, что листовки на собрания приносил именно он. Также он раздавал уставы на одном из собраний. Он лгал суду, когда говорил, что я призывала бить полицейских. В чате есть запись от моего имени, которая это полностью опровергает. Он лгал суду о том, что 4 марта он так сильно надеялся на то, что мы все между собой перессоримся, но из исследуемых доказательств видно, что именно 4 марта он призывает не разбрасываться кадрами, когда я сообщила, что ухожу от всех. Он лгал всегда, всем и везде. Неужели этот человек, который даже в суде говорил, что оружие нужно, и как можно больше, не является опасным для окружающих людей? Я почему-то уверена, что и прокурор ему не верил. Но так как он человек подневольный, дело заведено, и прокурор повторяет бессмыслицу о том, что мы преступники и всех нас надо наказать. Но за что?
Сейчас мне запрещено пользоваться интернетом, и единственное, откуда я могу взять информацию, — это телевизор. Иногда известные ведущие обсуждают наше дело и говорят: вот, мол, спасибо полиции, что нас остановили, а то мы почти террористы и собирались поджигать людей и автобусы. Какая чудовищная ложь. Я никогда не делала ничего плохого. Я не писала этот устав. Не скидывала его в телеграм-чат. Не призывала никого к насилию. Не призывала бить полицейских. Я, наоборот, выступала и буду выступать против насилия. Я не разрабатывала листовок и не распечатывала их. Я никого не вербовала — я даже не знаю, как это делается.