Есть ли смысл в этих трёх годах «Платформы», за которыми последовали три года арестов, ложных обвинений, судебных разбирательств? Этот вопрос всё чаще задаешь себе сам.
Много ли это — 340 мероприятий, сделанных нами на «Платформе» за три года, большинство из которых оригинальные, уникальные, сложные, с участием серьёзного количества артистов, музыкантов, режиссёров, художников, танцоров, композиторов? Много, очень много. Это вам скажет любой человек, хоть в чём-то разбирающийся в театре, в музыке, в современных технологиях, в современном танце. И они, эти люди, специалисты, знатоки, приходили уже и в суды, и свидетельствовали о себе, о своей работе, о том, что они видели в цехе, делали на «Винзаводе» в 2011–2014 годах. Претензии минкульта и прокуратуры, что за деньги субсидии мы сделали что-то не так, смехотворны. Может быть, они считают, что мы не 340 мероприятий должны были сделать, а 800? Ну, раз из субсидии в 216 миллионов мы якобы украли 128. Ну, хотя бы об этом сказали. Сколько мы ни спрашивали потерпевшее министерство, мы так и не услышали претензий к нам ни в целом по проекту, ни к какому-либо его событию. Это нелепое обвинение я полностью отвергаю.
Несомненно, именно сейчас стал понятен принцип, сформулированный предыдущим министром культуры, тем, который пришёл на место открывшего «Платформу» Александра Авдеева, принцип, по которому этот министр, сегодня уже бывший, решил взаимодействовать с современным искусством: «Эксперименты за свой счёт». Так он говорил во многих своих выступлениях. И сейчас ясно, что он говорил именно о «Платформе». И этот «свой счёт» — как раз те самые годы арестов, преследования, клеветнических абсурдных обвинений и судов.
Есть разные версии, почему вообще возникло «театральное дело» — от самых нелепых до сложных и конспирологических. Всё когда-нибудь станет явным, когда-нибудь вскроются архивы спецслужб, и мы поймем, кто давал приказы, кто придумывал это дело, кто его фабриковал, кто писал доносы. Сейчас это не важно. Важно другое: мы сделали «Платформу», со всей её многоукладностью, свободным перетеканием жанров, с необычностью, с яркостью и непривычностью, и она оказалась онтологически чужда всей системе культуры бюрократии, культуры лояльности. И теперь понятно, что это пострадавшее министерство — совершенно токсичная контора, которая в любой ситуации только предаст и подставит.
Жалею ли я, что я сделал «Платформу» именно такой — местом полной творческой свободы и местом, где себя могли реализовать множество творческих людей? Нет. Жалею ли я, что бухгалтерия «Платформы», которая является предметом всех этих судебных заседаний и расследований, была так ужасно организована? Конечно, жалею. Но, к сожалению, ни повлиять на это, ни изменить это тогда я не мог: я ничего в работе бухгалтерии не понимал и не понимаю, я занимался бесконечным выпуском и организацией мероприятий, я не занимался финансами.
Абсолютно понятно, что «Платформа» — это не только бухгалтерия, это прежде всего то, что сделано на площадке «Винзавода»: это 340 мероприятий, это тысячи зрителей, которые воспитывались нами, это десятки молодых профессионалов, которые состоялись и повысили свою квалификацию в рамках нашего проекта. И меня возмущают попытки отменить значение «Платформы», меня возмущают лживые утверждения, что мы что-то не сделали или сделали не за те деньги. Обвинение врёт, они защищают свои мундиры и тех, кто это дело затеял.
Люди, которые работали с нами на «Платформе», приходили в суд и свидетельствовали за нас, это делали даже свидетели обвинения. В «театральном деле» нет ни одного свидетельства, ни одного доказательства моего нечестного поведения, моего незаконного поведения, моего желания материально обогатиться за счёт денег, выделенных на проект.
Есть полная уверенность, что артистическая жизнь «Платформы», за которую я отвечал, была актом общего усилия со стороны честных, талантливых, ярких людей в своём поколении, тех прекрасных ребят, ради которых я всё это и придумал. И 340 мероприятий «Платформы» — это то, чем, уверен, они тоже гордятся.
Юмор, и довольно горький, нашей ситуации заключается в том, что это обвинение построено на показаниях бухгалтеров и тех знакомых бухгалтеров, которые обналичивали деньги «Платформы». На них давили следователи, и они, опасаясь за себя, оговаривали нас, врали. На их вранье следователь Лавров и его команда сфабриковали «театральное дело». Лучшие друзья следователей — это обнальщики. Увы, таков парадокс.
Совершенно ясно, что бухгалтерия проекта велась из рук вон плохо, этого никто не отрицает. Это стало понятно, в том числе, и из аудита, который я начал в 2014 году. Никто и не удивился бы, если бы разбирательства велись именно в этой плоскости, если бы следователи разбирались в том, как бухгалтеры обналичивали наши деньги через собственные фирмы. Но «театральное дело» — это не про бухгалтерию, это про то, как люди, которые делают успешный театральный проект, из-за изменений в общественном климате бездоказательно объявляются преступной группой, это про то, как государство (ведь министерство культуры пострадавшее наше — это государство) отказывается от того, что сделано и создано им же самим на деньги налогоплательщиков, на деньги бюджета, — всё это в угоду конъюнктуре момента.