Последнее слово Ольги Мисик
29 апреля 2021 года
Меня очень часто спрашивали, не страшно ли мне. Чаще за границей, чем в России, потому что они не в курсе специфики нашей жизни, не знают про чёрные воронки, задержания и тюрьму без причины и повода. Не знают, что чувство безысходности мы впитываем с молоком матери. И это самое чувство безысходности атрофирует все проявления страха, заражая нас выученной беспомощностью. Какой смысл бояться, если твоё будущее от тебя не зависит?
Мне никогда не было страшно. Я чувствовала отчаяние, беспомощность, безысходность, потерянность, тревогу, разочарование, выгорание, но ни политика, ни активизм никогда не заражали меня чувством страха. Мне не было страшно, когда ночью ко мне ворвались вооружённые бандиты, которые угрожали мне тюрьмой. Они хотели меня напугать, но мне не было страшно. Я шутила и смеялась, потому что знала, что стоит мне перестать улыбаться — и я проиграю. Когда я ехала с этими бандитами в Москву на их чёрном воронке, я думала, что, возможно, это последний рассвет, который я вижу за долгие годы. Я вспоминала отца, которого впервые увидела плачущим, маму, которая прошептала мне на ухо: «Не признавайся», брата, который прибежал ко мне на дачу, Игоря, лежащего на полу и игнорирующего вопросы оперов. Мне было грустно и больно, но не страшно.
Мне не было страшно, когда меня посадили в ИВС. Я беспокоилась об Игоре, много раз перечитывала письмо от друзей, но моя судьба волновала меня меньше всего. Это очень странно, возможно, какой-то защитный механизм, — но за эти дни я ни разу не почувствовала страха.
Я хорошо помню, как ехала на эту акцию, обещая себе, что она станет последней в моей активистской карьере, что я уйду на политическую пенсию и займусь учебой. Я переживала и волновалась, как всё пройдет, но не боялась. И даже изучая уголовный и административный кодексы, все прецеденты за похожие акции, я не боялась. Ночь была прекрасна, и я понимала, что она может стать моей последней ночью на свободе, однако меня это не пугало.
Но после обыска последние девять месяцев я чувствую страх постоянно. С той ночи в ИВС я ни разу не спала нормально. Каждую ночь я просыпаюсь от любого шороха, мне постоянно мерещатся шаги в коридоре, и меня охватывает паника от хруста гравия под колёсами машин за окном. И мне кажется, что весь страх, накопившийся во мне за последние девять месяцев, сконцентрирован здесь и сейчас в моём последнем слове, потому что публичные выступления для меня намного страшнее приговора. У меня пульс сейчас сто пятьдесят один удар в минуту, и такое чувство, что сердце вот-вот разорвётся на кусочки, а мурашки — даже на коже головы. Кто-то говорит, что невозможно бояться, когда знаешь, что ты прав. Но Россия учит нас бояться постоянно. Страна, которая каждый день пытается нас убить. А если ты вне системы — то ты уже все равно что мёртв.
И, возможно, мне всё-таки было страшно, когда я ехала на ту акцию. Но я понимала, что не могу иначе. Я понимала, что иначе нельзя. Что промолчав в этот раз, я уже никогда не смогу оправдаться перед собой. Когда мои дети спросят меня, где я была, когда такое происходило, как я могла позволить этому произойти и что я сделала, чтобы что-то исправить, мне нечего будет им ответить. Что я скажу? Постояла в пикете у ФСБ? Это смешно. Милый самообман, который я не могла себе позволить. А что насчёт ваших детей? Когда они спросят вас, где вы были, когда такое творилось, что вы ответите им? Что выносили обвинительные приговоры?
Конечно, я была на этой акции. Я не жалею об этом и более того — горжусь своим поступком. На самом деле, у меня не было выбора, и я должна была сделать всё, что в моих силах, а потому я не имею права об этом жалеть. И будь у меня возможность вернуться в прошлое, я сделала бы это снова. Если бы мне угрожала смертная казнь, я сделала бы это снова. Я делала бы это снова и снова, раз за разом, до тех пор, пока это не стало бы на что-то влиять. Говорят, повторение одних и тех же действий в ожидании другого результата — это безумие. Получается, надежда — это безумие. Но прекратить действия, которые ты считаешь правильными, когда все вокруг считают их бесполезными, — это выученная беспомощность. И лучше я буду безумной в ваших глазах, чем беспомощной в своих.
Фигурантки «Нового величия» сказали мне в это воскресенье, что это было не зря. Что это дало им надежду. Что им не всё равно. И если это хотя бы вполовину правда — значит, всё действительно не просто так. Если хотя бы кому-то, кто сейчас за решёткой, легче от акции в его поддержку — значит, всё не зря. Значит, я не имею права жалеть, что за решёткой могу оказаться я.