Красной нитью в речах тех и других звучало неуважение именно к суду. Они говорили: «Ты не надейся на суд, тебя никто не отпустит домой. Тебя никто не оправдает. Судьи у нас на крючке. Они всегда выполнят то, что им укажут». Я не верила. Не верила на тот момент. Мне это казалось абсурдным. За что меня арестовывают? Я тогда была уверена, уверена и сейчас, что ничего противозаконного не совершала. И мне предлагали вспомнить события тех дней так, как это было угодно господам следователям. Я спрашивала, предлагают ли они мне оговорить себя, они отвечали: «Нет-нет, ни в коем случае». Тогда они предлагают мне оговорить других? «Ну, мы не сказали бы такое слово, „оговорить“. Просто ты должна вспомнить так, как нужно». Как я ни напрягала свою память, вспомнить «так, как нужно» мне не удалось. Попытки продолжались до двенадцати ночи. Наступал уже следующий день, а, видимо, оформить арест надо было в этот день, и пригласили госзащитника, и наконец меня задержали официально. Хотя я сразу же, в шесть часов, когда меня задержали на посту, заявила, что прошу пригласить своего адвоката, и передала данные.
Вот таким образом происходило психологическое давление. Мне говорили: «Ваши мужчины уже сотрудничают, что ты геройствуешь здесь. Это уже никому не нужно, все уже дают нужные показания». Я так и не поняла, кто давал какие показания тогда. В ходе следствия они так и нигде не выплыли. И вот через три дня, если не ошибаюсь, был первый суд по избранию мне меры пресечения. Присутствующая здесь Фатима не даст соврать, что я тогда не понимала, что это несколько необычно для такого процесса, потому что впоследствии судьи выходили через пять минут из совещательной комнаты и говорили: «Всё, арест продлевается, до свидания». А судья Суровцева (помню её фамилию до сих пор — других уже нет, фамилии не запомнила) провела в совещательной комнате 3 часа. Мне до сих пор хочется верить, что она там в совещательной комнате вела борьбу со своей совестью или же с теми людьми, которые говорили, что меня непременно нужно арестовать и нельзя оставлять на свободе. Но тем не менее через три часа она тоже вышла и сказала, что, вот, на основании той злосчастной экспертизы, которую провела эксперт, — недоэксперт торгово-промышленной палаты Чеченской республики, которая решила, что я кого-то там к чему-то побуждала, — единственное на основании этого документа было признано, что я совершила какое-то преступление и меня непременно нужно арестовать, я являюсь общественно опасной. Но потом продлений арестов [была] куча — и об абсурдности их, и то, что это один документ переходил из раза в раз, ничего не добавлялось, ничего не менялось — об этом говорить не стоит.
Вот таким образом уже два с половиной [года нахожусь] я в тюрьме. И в этой тюрьме я тоже постоянно вижу, как нарушается закон. Постоянно нарушаются законы. И я сейчас всё-таки хотела бы поговорить о тех условиях, в которых мы существовали. Хотя не любят жаловаться и всё такое. Но я обещала своим сокамерницам, что хотя бы здесь это скажу. Тем более что здесь присутствуют и представители прокуратуры, и представители уполномоченного по правам человека по Ставропольскому краю, как я понимаю.