Выбрать главу

– А ты играешь? – спрашивает она девочку, и та энергично кивает. И в этом нет застенчивости или ложной скромности, просто подтверждение: она играет.

Грета вспоминает себя в ее возрасте, она уже была полна уверенности в себе, поскольку начала осознавать, что гитара – это гораздо больше, чем игрушка, и даже больше, чем музыкальный инструмент. Она уже знала, что это открытая дверь и благодаря ее таланту дорога за этой дверью может привести к чему-то существенному.

Первую гитару купил папа. Грете было всего восемь, инструмент предназначался Эшеру, которому было двенадцать, но даже тогда он мало интересовался чем-либо, кроме футбола. Гитара была акустической, и подержанной, и слишком уж большой – пройдет несколько лет, прежде чем она дорастет до нее. Иногда по вечерам Конрад, вернувшись с работы, стоял у открытого гаража, и в темноте был виден огонек его сигареты. Он смотрел, как Грета пытается разобрать ноты, словно головоломку. И если у нее получалось, он аплодировал, зажав сигарету в губах.

Тогда ему нравилось, что она играет. А музыка не являлась предметом спора. Каждый вечер после ужина он ставил старый альбом Билли Джоэла, и они мыли посуду, напевая под аккомпанемент крана Piano Man, и Хелен смеялась, а Эшер закатывал глаза.

Девочка трогает шелушащуюся краску на ограждении.

– Я пыталась сыграть «Песню птицы», правда, – говорит она, упоминая не слишком популярный трек из альбома Греты, и этот ребенок начинает нравиться ей еще больше.

– Это сложная вещь.

– Знаю, – соглашается девочка, – гораздо сложнее, чем «Я же говорила».

Грета улыбается. «Я же говорила» – первый сингл из ее дебютного альбома, вышедший пару лет тому назад, и на сегодняшний день самый популярный ее трек – он достиг такого уровня успеха, что его знают даже люди, никогда не слышавшие о Грете Джеймс.

– Не нравится тебе мейнстрим? – спрашивает она, и девочка важно кивает.

– Я предпочитаю более серьезные вещи.

Грета смеется:

– Это правильно.

Теплоход дает один гудок, потом два, и все на палубе замирают и переглядываются. Двигатели начинают работать, и вода бурлит от их вибрации. Где-то оживает невидимый громкоговоритель.

– Добрый день, пассажиры, – раздается чей-то слегка приглушенный голос, – это капитан Эдвард Уинсдор. Приветствую вас на борту нашего теплохода и хочу сообщить, что, прежде чем мы покинем порт, вам дадут краткую информацию о правилах безопасности. Будьте добры, возьмите спасательные жилеты и подойдите к местам сбора.

Девочка смотрит на редеющую толпу.

– Наверное, мне нужно найти моих родителей. Но так здорово, что я с вами встретилась. Может, мы еще увидимся?

Грета кивает:

– Как тебя зовут?

– Прити.

– Рада была познакомиться с тобой, Прити. Я найду тебя, когда мне захочется поговорить о наших с тобой делах, хорошо?

Лицо Прити светлеет, она машет на прощание рукой и быстро уходит.

К тому времени как Грета, взяв из каюты спасательный жилет, приходит на инструктаж, ее маленькая команда уже в сборе. Конрад хмурится при виде ее наброшенного на одно плечо жилета. Во время войны во Вьетнаме он был морским офицером, служил на патрульном катере в западной части Тихого океана и привык серьезно относиться к подобным вещам.

Вокруг нее целое ярко-оранжевое море: все надели спасательные жилеты, даже Дэвис Фостер, рост которого шесть футов семь дюймов, а плечи такие широкие, что кажется, будто на шее у него надувная детская игрушка. Грета натягивает жилет через голову и застегивает его, надеясь, что поблизости нет других ее поклонников. Ей не хотелось бы, чтобы кто-то сфотографировал ее в таком виде.

– И хотя очень сомнительно, что вас поджидает подлинная опасность, очень важно быть готовыми к ней, – говорит мужчина, назвавшийся капитаном их группы.

За его спиной Грета видит прикрепленные к борту спасательные шлюпки, похожие на украшения на дереве. Мужчина ровным голосом излагает наихудшие варианты развития событий, перечисляет опасности, которые могут – хотя это вряд ли – подстерегать их в этом плавающем городе. Точно так доктор разговаривал с Гретой после обнаружения аневризмы у ее матери. Тогда Грета, застрявшая в аэропорту Берлина, где выступала перед десятками тысяч человек, настояла на разговоре. Ее мама к тому времени впала в кому, и контраст между ужасными вещами, о которых он говорил, с его спокойным тоном был настолько ошеломительным, что ей захотелось швырнуть телефон через всю зону выхода на посадку.