Он только теперь понял, что видела в нем госпожа Брильц. Ладный, полудикий, юнец непременно вырастет опасным и хитрым зверем – совсем не таким, как ее муж и братья; не таким даже, как дюжий и неповоротливый Петер. Это прельщало ее. К тому же он умел красиво говорить, знал разные истории – и правдивые, и завиральные, – и всякий раз, прощаясь, целовал ей руку.
Хансу стало немного жаль, что он не увидит более лемпартуса и не отведает приготовленных госпожой Брильц сладких пирогов с сыром – они ей особенно удавались…
Он снова ненадолго задремал и проснулся от утреннего зябкого холода. Выпростал руки из-под рогожки, протер глаза, огляделся.
Светало. Возле ворот уже началась обычная суета. Сначала подняли деревянную решетку. Потом к воротам, почесываясь и зевая во весь рот, вышел заспанный стражник, говорил с купцами. Вскоре после этого отодвинули засов, распахнули створки – и из ворот потекла неторопливая река.
Ханс пристроился между телегой с заботливо упакованным сукном и теплым боком рыжей коровы, и шел размеренным, тихим шагом, подлаживаясь под медленное движение и стараясь не привлекать ничьего внимания. Воротная башня все приближалась; вот наплыла, закрывая полнеба…
Рядом плелись такие же бродяги, как и он сам – жонглеры, плясуны, поденщики. Оказался среди них и одноглазый старик. Сейчас юноша видел, что он высок ростом и худ, и жизнь состарила его раньше срока. Но взгляд единственного глаза из-под лохматой брови был изучающим и хватким, как клешня.
За городскими стенами – широкие поля, начинающаяся беспутица; тяжелая туча распустила над равниной серое брюхо. На перекрестке черное дерево виселицы, ветер колышет останки, играет лохмотьями полотняных рубах, и вороны то садятся на перекладины, то подпрыгивают, тяжело поднимаясь в воздух.
Несчастный, что раскачивался ближе всех к дороге, видимо, оказался тут совсем недавно; юноша вгляделся и не столько по лицу, сколько по плечам и рукам узнал долговязого Уве. Под порывами холодного ветра тот болтался как дерьмо в проруби, еще более длинный и нескладный, чем всегда.
Ханс плюнул в сторону виселицы, отводя несчастливую судьбу.
– Знакомец твой? – заговорил старик, заметив это. Юноша повел плечами, мотнул головой.
– Свиделись как-то. Да я не в обиде. Кто без денег в город – тот сам себе ворог.
– Это он, что ли, тебя так разукрасил?..
Разом вспомнились драки и разбой, красная рубаха, дурацкие шуточки Тило; зареванная девчонка, шарящая руками по траве в попытке собрать рассыпавшиеся бусы, камень, подобранный в грязи, и прочие проделки, которые следовало здесь и оставить.
– Может, он, – Ханс с беспечным видом поправил на плече мешок, прибавляя шаг. – А может и нет.
Сказки, рассказанные у огня
I.
– Госпожа, погоди!.. Госпожа, сжалься! Я сейчас упаду замертво!.. Неужели ты желаешь зла своему Пойке?!
Анастази фон Зюдов наконец оглянулась на шута, запыхавшегося и совершенно несчастного. Он покраснел и тяжело дышал, короткие, неровно остриженные светлые волосы разлохматились.
Сжалившись над ним, она придержала лошадь и дождалась, пока он подойдет ближе. Пауль уцепился за повод, остановился, переводя дыхание.
– Я же тебе говорила, не след увязываться за нами, Пойке!..
Пауль не отвечал. Поначалу-то все шло неплохо – он ехал вместе с двумя служанками на маленькой повозке, запряженной смирной маленькой лошадью. И даже когда они с госпожой отстали от остальных, потеряли тропинку и пришлось идти пешком – Анастази вела под уздцы свою лошадь, а он шагал чуть позади, перепрыгивая мелкие камни и вообще дурачась по обыкновению – это было вполне сносно. Но вот лес стал хорошим, светлым и просторным, деревья расступились, зажурчал ручей, почти невидимый среди густой поросли звездчатки – и тут уж пришлось следовать бегом за госпожой, пожелавшей продолжать путь верхом.
Теперь же лес вокруг потемнел, притих, и время от времени по ветвям проносился трепет – предчувствие близкой грозы. Анастази переложила поводья из руки в руку, поправила выбившуюся из-под накидки прядь волос.
– Если не отыщем сестрицу и остальных, придется ночевать в лесу. Хотя ты, Пауль, как я понимаю, вовсе не прочь устроиться на ночлег… – она оглянулась. – А-а, знаю! Вон под той самой елью?..