— Можешь быть помягче со мной в следующий раз? Подруга, ты зверь аэрохоккея, — говорит он мне, качая головой и садясь на диван рядом со мной.
Я улыбаюсь, глядя в свою тарелку. Сегодня вечером Грейс была на дежурстве по перекусу, и Грейс просто не может не делать слишком много. В прошлый раз, когда я была на дежурстве по закускам, я принесла печенье с шоколадной крошкой и галлон молока. Грейс устроила буфет с яблоками. Разнообразные яблочные дольки, три соуса — арахисовое масло, карамель и шоколад — и набор начинок, которыми можно посыпать сверху, для любителей приключений. Я стала авантюристкой. У меня есть ломтик Мекинтош [Прим.: Мекинтош (англ. McIntosh)— популярный в Северной Америке сорт яблок], смоченный в арахисовом масле, покрытый крошками крекера Грэма, ломтик, смоченный в шоколаде, покрытый измельченными Орео, и ломтик карамели Гренни Смит [Прим: Гре́нни Смит — сорт яблони, созданный в 1868 году в Австралии. Название сорта переводится как «бабуля Смит»], покрытый соленым арахисом. Я также взяла ложку детского зефира, для ровного счета.
— Не знаю, думаю, после всего этого сахара я могу быть еще более безжалостной, — говорю я ему.
Выдавив улыбку, он смотрит на свою тарелку. Он был менее предприимчив. Три одинаковых ломтика в карамели без начинки. — Этот разворот — это что-то, не так ли? — замечает он.
— Грейс всегда выкладывается на полную. Клянусь, она не знает другого пути.
— Это точно, — соглашается он.
Мне немного неловко есть, когда он смотрит на меня, но я хочу попробовать это лакомство с ореховой глазурью, поэтому я все равно откусываю.
— Ты должна привести Картера в молодежную группу на одной из этих недель, — внезапно говорит Люк.
Пока мои вкусовые рецепторы ликуют от сочетания вкусов, он должен пойти и упомянуть о Картере. — О, я так не думаю, — возражаю я, слабо качая головой. — Молодежная группа на самом деле не сцена Картера.
— Конечно, может быть, это и не так, но парни склонны делать то, что им не всегда хочется делать, чтобы доставить удовольствие своим девушкам, — говорит он мне, слабо улыбаясь. — Я уверен, что мы все хотели бы познакомиться с ним поближе. Должно быть что-то, чего мы не видим, если ты думаешь, что он…
— Мы больше не вместе, — выпаливаю я, желая побыстрее закончить этот разговор.
— Ой. — Беспокойство преображает его черты. — Мне очень жаль это слышать. У тебя все нормально?
— Ага. — Я откусываю еще один кусочек яблока Орео, затем наклоняюсь вперед, чтобы взять бутылку воды, чтобы сделать глоток.
Видя, что я не в настроении делиться, он отпускает это, просто говоря мне: — Ну, если тебе когда-нибудь понадобится кто-то чтоб поговорить об этом…
— Нет. — Я ослепляю его улыбкой, которая, надеюсь, не выглядит такой жесткой, как кажется. — Спасибо.
*
В четверг у меня официальный крайний срок «Конец печали», поэтому я начинаю день с расчетливостью и прохожу его с преднамеренной радостью. Я вхожу в класс истории, но мое настроение портится, когда я вижу, как Картер обернулся за своим столом и очаровательно улыбается какой-то девушке, с которой он болтает за столом позади него. Длинноногая блондинка в узких джинсах улыбается в ответ, накручивая прядь своих волос до подбородка и подмигивая ему.
Два дня. Боже, ему не нужно много времени, чтобы перейти к следующей, не так ли? Может быть, он делает это просто назло мне, но вполне возможно, что и нет. Чем больше он проецирует, что ему все равно, тем больше я не могу не верить ему.
Ну что ж. Не имеет значения. Это крайний день, и неважно, сколько флирта там, вероятно, происходит, я буду счастлива, черт возьми!
Таков был план, но я недооценила злобность Картера. На протяжении всего урока — вплоть до того, что учитель стреляет в него глазом, который предупреждает Картера Махони или нет, он собирается что-то сказать — Картер и блондинка бесстыдны. Она делает глупости, чтобы привлечь его внимание, и, черт возьми, он отдает его ей. Она делает вид, что случайно пинает ножку его стула, поэтому он бросает на нее игриво-хитрый взгляд через плечо. Она роняет ручку на пол перед своим столом, и он так галантно наклоняется, чтобы поднять ее. Миловидная улыбчивая чушь, небрежная игривость — я все ненавижу.
Я едва могу усидеть на месте до звонка. Когда он наконец звонит, я уже прижимаю свои вещи к груди. Я встаю со своего места, проталкиваясь по проходу с бормотанием извинений, но мне нужно выбраться из этого класса. Я не могу дышать.
Я практически бегу в ванную, запираюсь в кабинке, бросаю книги на пол и делаю несколько глубоких вдохов. Мой живот скручивается узлами, мое сердце бьется слишком быстро, а Картер Махони — мудак.