— Тогда тебе нужен миллион долларов, а не миллион рублей, — усмехнулся Платон. — Уверена, что твоя книга его окупит?
— Ты злой, — обиженно надулась она. — Но надо же с чего-то начинать.
— Начти с того, чтобы сдать готовую книгу редактору.
— Ну, То-о-ш, — захныкала она.
— Ладно, я ещё подумаю.
— Хорошо думай! Правильно! Люблю тебя, поросёночек, — она развернулась довольная, подтягивая к себе подушку.
— И я тебя, свинка моя, — улыбнулся Платон.
Натянутая улыбка медленно сползла с его лица, когда он отвернулся.
Зубы стиснулись сами.
Сколько же страданий ему доставлял этот её «поросёночек».
С детства круглоголовый, крепко сбитый, Платон знал, что не красавец. Не сказать, чтобы комплексовал, но и насмехаться над собой никому не позволял. И когда вырос до сих пор ощущал себя немного крупноватым. Это «поросёночек» он терпел только потому, что так называла его она.
Но теперь слово казалось ему издёвкой. Тонкой, но все же насмешкой над ним.
Сука!
Да, он подумал. Даже заказал для неё вексель.
Даже уже решил, как символично потратит этот её миллион.
И отдал соответствующие указания.
Вышло, конечно, спонтанно и со зла. Но уже как вышло…
— Зачем тебе эта девчонка, Платон? — хрустя пальцами, нервно мерил шагами кабинет Селиванов, пока не остановился у стола.
На столе перед Платоном лежала та самая мятая фотография.
В сердцах, в растрёпанных чувствах скомкав фото, Платон и не подумал, что не стоит раскидываться личным архивом, но потом сообразил, какую допустил оплошность. И Селиванов, что и был отправлен за снимком, имел возможность, во-первых, убедиться в репутации ресторана и в их лояльности к постоянным клиентам — грязный снимок он лично нашёл под грудой мусора, а не в кармане официантки: даже увольнять никого не пришлось. А во-вторых, первый и единственный после Прегера узнал, что у того ветвистые рога пятилетнего оленя. Не удивился: неприязнь у них с Ритой была взаимная. Но ходил по краю, если собирался это как-то прокомментировать.
— Ты же знаешь, что так это не работает? Глаз за глаз, зуб за зуб?
— Тебя это не касается, — предупреждающе понизил Платон голос.
— А я не о тебе, и не вот об этом, — кивнул он на снимок. — Я о себе и о девчонке. Ты решил показать, что ты хозяин, а я холуй? Так я и так знаю своё место. Хочешь наказать меня — накажи. Я понятия не имею за что, но хочешь — накажи. Она тут при чём?
— Ты же даже не знаешь о чём мы говорили, — усмехнулся Платон, откинулся к спинке кресла, соединил подушечки пальцев и рассматривал помощника с удивлением. Платон, конечно, заметил, что Селиванова интересовала девушка, но не думал, что настолько. — Так с чего вдруг бросился её защищать?
— С того, что давно тебя знаю. И видел, как ты был зол. И теперь знаю почему. Вряд ли ты предложил ей что-то хорошее.
— С чего ты решил, что я вообще ей что-то предложил?
— А бумага, что ты ей вручил, годовой абонемент на посещение зоопарка? И да, я видел, глупо отрицать. Весь проспект при желании мог это видеть, — упёрся Григорий руками в стол. — Платон, не трогай девчонку! Сними шлюху, выеби и успокойся!
— Ты за кого меня вообще принимаешь? — вырос из-за стола Прегер, как ледяной торос, готовый прихлопнуть зарвавшегося мальчику и размазать. — Ты что себе позволяешь?
Их взгляды скрестились как мечи, до летящих искр. Но Селиванов не уступил.
— Обычно — ничего. И хер с ней со шлюхой, сам разберёшься. Хочешь прилюдно выпороть меня — выпори. Хочешь уволить — уволь. Но я же не идиот, ты ткнул пальцем в девчонку потому, что она понравилась мне.
— А она тебе понравилась? Тебе? Понравилась? — заржал Прегер.
— Представь себе, — взмахнул Селиванов руками.
— Хочешь сказать, что положил на неё глаз и ходишь облизываешься?
— Я не трахаю всё, что движется, Платон. Да, иногда мне просто кто-то нравится, без желания затащить в койку. Она хорошая девочка, весёлая, искренняя, добрая. Славная. Одного этого мне достаточно, что не дать её в обиду.
— И всё? — хмыкнул Прегер, не поверив ни единому его слову.
— Нет, не всё. Она похожа… на мою сестру.
А вот это уже было близко к правде.
— На твою погибшую сестру, — упал обратно в кресло Прегер.
— Не обязательно говорить это вслух, — дёрнулся Селиванов.
— Знаешь, что я тебе отвечу, Гриша, — тяжело вздохнул Платон. — Не всё, что кажется хорошим, действительно таким является. А тот факт, что она похожа на человека, который тебе дорог, не делает её им. Люди, которым мы порой доверяем больше, чем себе — предают. Женщины, которых любим больше жизни — лгут. Жизнь — дерьмо.