— Помочь?
— Нет, — покачала головой, в сотый раз перелистывая тетради. — Я её, наверное, всё же дома забыла. Положила на кровать и думала, что сунула в тетрадь, а скорее всего только подумала сунуть, — вздохнула я, надеясь, что это действительно так и чёртов вексель остался на кровати (утро выдалось сложным, хорошо, что голову дома не забыла), а потом натянула на лицо улыбку. — А мы тебя со Светкой вчера вспоминали.
— Серьёзно? — удивился Илья. — Мы же видимся чуть не каждый день.
— Ну так это в универе. Мы с тобой. А в общагу ты, как съехал, так больше почти и не заходишь.
Это была чистая правда. И про то, что жили мы раньше в одной общаге, даже на одном этаже, там и познакомились. Светка перешла на второй курс, когда почти два года назад меня, абитуриентку первокурсницу, подселили к ней в комнату, Илья перешёл на третий. С того времени и дружили. И что вчера вечером Илья должен был икать без остановки — так мы его со Светкой сильно вспоминали — тоже правда. Вот только, если он спросит по какому поводу, я ни за что не признаюсь.
Но у меня есть оправдание: это не я, это Светка предложила.
Когда, обсудив жену Прегера, которая неожиданно оказалась профессором кафедры религиоведения нашего университета. (Святые инквизиторы, хоть мне эту муть не учить и не сдавать!) И дошли до того момента, где Платон сказал: «Если не хочешь, чтобы первым был я, найди того, кого тебе захочется запомнить». Светка посмотрела на меня многозначительно:
— А это здравая мысль. Попроси Илью, он тебя дефлорирует в лучшем виде. И думаю, не откажется, — хитро прищурилась она.
— Ты на что это, кукушка пестрожопая, намекаешь? — упёрла я руки в бока.
— А чего ж тут намекать-то? Он давно по тебе, кудряшка лобковая, сохнет. А ты всё делаешь вид, что не замечаешь.
— Мы — друзья. И замечать тут нечего. А баб у него и без меня хватает.
— Ну с этим не поспоришь, — хмыкнула она. — Но ты всё же спроси.
В ответ я бросила в неё пачкой чипсов — первым, что попалось под руку. А она, тварь латентная, открыла и давай ими хрустеть.
Я кашлянула, вспомнив, что Илья ждал от меня ответа.
— Давно не заходишь. Булочки не приносишь.
— М-м-м, — улыбнулся он. — Так дело в булочках? Прости, — развёл руками. — Учёба. Работа. И Светка, уверен, не сильно хочет меня видеть. Да ты и сама в кофейню перестала заходить.
— Та же херня, Илья, — запихав в сумку последние ручки, я сдунула с подоконника крошки, — учёба, работа…
Святой МРОТ, а работы-то у меня уже и нет!
Я тяжело вздохнула и прикусила губу, не зная, стоит ли ему рассказывать.
Как-то стыдно было перед ним.
Закинув на спину рюкзак, он приобнял меня за плечи и прижал к себе:
— Ну давай, колись, Хвостик! Что случилось?
Ну, раз он и так прочитал всё по моему лицу, чего уже ломаться.
— Да, так, — отмахнулась я, взмахнув тем самым хвостом на макушке, за который он меня Хвостиком и прозвал. — С работы уволилась.
— Опять? — усмехнулся он.
И это увы, было справедливо.
Первый мой опыт увольнения был в его кафе. Кафе, где он работал баристой. Там, правда, была совсем другая ситуация. Никто ко мне не приставал. И работа мне нравилась. И часовые у меня были самые большие из официанток. Но там попалась такая сука директор… Девки говорил, она приревновала Илью ко мне. Вроде у них были шуры-муры, а как я устроилась, он к ней охладел. Приезжал со мной, уезжал со мной, в одни смены вставал со мной. Что кстати, было логично, если учесть, что жили мы, считай, через стенку. И удобно. Но она, коза кривоногая, озверела, стала списывать на меня недостачи, втихаря подсылать клиентов, которые уходили не заплатив. И я бы выдержала, она позлобствовала-позлобствовала, да успокоилась, тем более, что у нас действительно ничего не было с Ильёй. Но она стала строить козни ему. И я ушла ради него. Хотя Илье назвала какую-то дурацкую причину, типа очень устаю, не справляюсь, учёбу запустила. А он всё равно уволился и пошёл работать в кофейню прям при университете, где и до сих пор работал.
— Не опять, а снова, — гордо вздёрнула я подбородок.
После этого у меня было ещё две попытки работать в «общепите»: официанткой и промоутером в магазине чая. Но из ресторана пришлось уйти — лето закончилось, второй курс в институте был трудным, учиться приходилось много. А в магазине чая был такой агрессивный маркетинг, когда за дегустацию заставляли вымогать деньги, если посетитель ничего не покупал, что я сбежала при первой возможности, как Одиссей от Калипсо, сверкая пятками.