— Что вы пишете? — Девушка посмотрела через его плечо.
— Так, заготовка. Луна на земле, затмившая небесную, — в этом что-то есть... Ах, Лера, иногда так много хочется сказать, а нужных слов нет! Взять хоть этот башенный кран. Что такое кран? Механизм для подъема тяжестей. А когда он луну крюком подцепил — это уже поэзия... Я неясно выражаюсь?
— Мне кажется, я вас понимаю. — Она задумалась. — Хотите, я еще десяток сравнений придумаю? Даже лучших, чем это.
Лера тут же сравнила темную реку с крышкой концертного рояля, а волны от катера — с пассажами невидимого пианиста. Он похвалил ее, но блокнота больше не вынул.
— Вам, Кирилл, никогда не хотелось улететь далеко-далеко? На Марс, например. Я часто старалась представить себе, какие они, марсиане. По-моему, очень спокойные, худощавые, с длинными лицами, с тонкими, бледными до синевы губами.
— Головы, как скафандр! — вставил Кирилл, вспомнив рисунок из какого-то научно-фантастического романа.
— Нет, нет! Голова тоже удлиненная... А по цвету — серо-голубые.
— С кем мне надо познакомить вас в первую очередь — это с Гришей, — вслух подумал он. — Это мой друг, художник.
Не слушая его, девушка продолжала:
— ...Знакомясь, они тихо дуют друг на друга, а чтобы узнать мысли другого, делают вот так. — Лера пожала его руку у запястья, как врач, выслушивающий пульс.
Обняв девушку, Кирилл притянул ее к себе.
— Ого! — Она точно очнулась. — И вам часто удается так, сразу?..
— Почему часто? — Смутившись, он убрал руки.
— Уже вижу: не часто. Опыта нет.
Девушка явно смеялась над ним. Он был готов ругать себя: все-таки перешел от слов к действиям.
— А кому вы посвящаете свои стихи?
Кирилл только пожал плечами: пусть думает, что хочет. Если бы она знала, как смутное беспокойство выгоняет его вечерами на улицу, как, измерив шагами полстолицы, он, усталый, возвращается домой и пишет, пишет, пишет до рассвета... Кому он посвящает свои стихи? Никому!.. Многим...
— Многим — то же, что никому, — пробурчал он.
— И хуже вам казаться не к чему, Кирилл. Вы очень милый, честный и чистый мальчик.
Навстречу шла шеренга студентов, взявшихся под руки. Они пели: «Москва моя, ты самая, ты самая...»
— Вы такой, как они! — сказала Лера. — И я вам завидую. А у меня был трудный и скучный год. Меня уже ничто не веселит.
В этот момент она действительно показалась ему намного старше и печальнее. Черт его дернул вести себя с ней грубо! Еще неизвестно, что о нем подумала Лера.
— Давайте побежим! — предложила вдруг девушка.
Она схватила его за руку и потянула вперед. Через секунду Кирилл уже мчался по набережной, как призовой скакун, высоко поднимая ноги. Лера едва поспевала за ним.
— Стойте, умираю! — взмолилась она, останавливаясь. — Уф, не отдышаться!.. Зато хоть согрелась. Очень свежо у реки.
— Вы озябли, Лерочка? — с опозданием сообразил он.
Кирилл поспешно снял пиджак и накинул ей на плечи, как до него, наверное, проделали то же самое нынешней ночью тысячи более догадливых юношей.
— А домой не пора? Я не тороплю вас, Лера, но сейчас... — он поднес к глазам часы, — половина третьего.
— Ого! Домой я давно опоздала, а к Юльке — это подруга моя, я у нее иногда ночую — неудобно приходить так поздно. Вам надоело ходить со мной?
— Что вы, что вы! — почти испугался он. — Будем гулять до рассвета, до трамваев...
Но тут у него возник иной план.
Переулками он вывел Леру в район Арбата. Над воротами светились номерные знаки. Он показал девушке старинный особняк с шестью облезлыми колоннами. Здесь некогда танцевал Пушкин со своей невестой, а сейчас жили потомки известного декабриста; одного из них Кирилл знал по литературному кружку при районной библиотеке. А в этом сером доме на третьем этаже жил знаменитый летчик-испытатель, мальчишки всего переулка сбегались смотреть, когда он по утрам садился за руль своей полугоночной машины.
— Вот так я знаю всех в нашей Слободке! — сказала Лера.
Ему ли не знать родных арбатских переулков, где прошло его пионерское детство, где он играл со сверстниками в Чапаева и в молодогвардейцев, а по вечерам, сидя на заборе, спорил до хрипоты: кем лучше быть — футболистом или архитектором? Позже, подрастая, он встречался с однокашниками на улице, в залах Ленинской библиотеки, в бассейне для плавания, и знал о каждом все, и ревниво следил за тем, кто из них больше успел.
По переулку промчался пустой грузовик, цепь билась о его борт. На востоке небо над домами порозовело.
- Я вам, Кирилл, так и не дала сегодня поспать.
— «Летом спать не полагается, сон — тягчайший из грехов», — начал было он, но девушка перебила: