Горло резало и терзало, но он всё пытался произнести хоть что-то связное или, на крайний случай, членораздельное. Тщетно. Ослабленный организм не мог исполнить желаемое. Впрочем, сего хватило с лихвой для силуэта, и он бережно, но вместе с тем крепко обхватил его. Горячая влага потекла по сухой коже, обжигая и даря воспоминания, столь необходимые на данный момент.
«Точно», — внезапным озарением всплыло из глубин его памяти. «Сестра».
Внутренний взгляд его устремился в далёкое прошлое, где он, ещё полный сил и надежд парень, испытавший многое на себе, сохранил тот укромный уголок его спокойствия — родню. Единственную оставшуюся на всём белом свете. Чего только не перенесли они вдвоём на своём веку, но старались держаться друг за друга. И вот, до сих пор держатся.
«Раньше я её оберегал и опекал», — мысленно усмехнулся приходящий в себя разум. «Теперь же настала пора поменяться ролями».
Вместе с приятными и не очень воспоминаниями пришли и фрагменты прошлого, что раскрыли причину его настоящего состояния. Трагичные.
Болезнь. Неизлечимая даже в их зело продвинутом мире с великими возможностями и столь же громадными проблемами. Посулы скорой смерти. Мучительной. Безуспешные попытки оттянуть её. Безнадёга… И провал. Необъяснимый. И оттого ужасающий. Он не помнил ничего, что произошло за последние полгода. Может, чуть больше, может, чуть меньше.
Однако покопаться в себе не было возможности — его сознание царапнул неизвестный возбудитель спокойствия. Отчего-то знакомый, но он точно не помнил такого раньше. Это… пугало. Родное чувство, как с сестрой, но гораздо сильнее, да настолько, что его рука невольно потянулась к источнику беспокойства.
И, как оказалось, не только он почуял перемену обстановки — сестра подорвалась как ужаленная. Завошкалась, засобиралась, однако в какой-то момент застыла и задрожала, услыхав мерный шорох неизбежных шагов внезапного гостя. На грани слышимости. Еле-еле. Но то была поступь неминуемая. Странно, что проведшее в безвестности сознание смогло считать сей посыл. Особенно с его-то затуманенными органами чувств.
Вновь припала к нему родная да зарыдала. Горько. И если до того были слёзы радости — горячие, как огонь, и полные надежд с радостью, то сейчас его плеч коснулись слезы отчаяния, что холодили душу и накладывали тень тоски.
Чувство опасности засвербело, и за перегородкой зашуршали мелкие зверьки, улепётывая куда подальше, пока в их сторону уверенно шёл неизвестный. Теперь он мог точно сказать об этом, хотя до сих пор не понимал причины сей уверенности.
Порыдав на плече брата ещё какое-то время, сестра, смахнув горючие слёзы и достав неизвестно откуда топорик да обрез, встала на изготовку. Чуть сбоку от предполагаемого места появления противника. И ниже ожидаемой позиции защитника.
— Хе, — донёсся до него глумливый хмык из-за стены, что с интересом наблюдал за приготовлениями полной решимости девицы. — Наивно и глупо, — холодный, безэмоциональный голос резанул своей чёткостью. — Впрочем, раз бежать не стали, то хоть какой-то разум в вас есть. Сумели оценить шансы, и они не в вашу пользу, как ни крути. Зато храбрость встретить последний бой лицом к лицу воздастся с троицей. Даю слово.
Странно. Такая чёткая речь, но при этом разобрать слова сестры, что она бросила в ответ, сместившись после этого с предыдущей позиции, он не смог. Просто не понял, что та ответила. Очень странно.
— Ха! — снова резкий и шершавый голос прошёлся наждаком по его сознанию. — А ты, как погляжу, боевая. Не из робкого десятка. Хвалю, — без доли иронии произнёс неизвестный говорун. — Знаешь ли, достало бегать козликом по местным землям да отлавливать вас… — чуть застыл он, подбирая подходящее слово. — М-м-м… Недобитков. Хоть бы один принял бой. Пусть и с численным перевесом или в нечестной схватке, так ведь нет. Тикаете. До сего момента.
Снова неразборчивый голос сестры. И снова резонные мысли.
— Долго я за вами ходил, — не сдвинулся с места гость. («И опять странность, как смог определить это?») — Уже, почитай, месяца два как бегаете. Не смотри, что напарник твой калека, — так тащишь всю дорогу. Могла давно бросить — никто бы не осудил, но нет — спасаешь. Хвалю, — и снова не покривил душой говорун. — Восхищён твоим упорством и товарищеским духом. Как есть говорю. Симпатизирует сей факт мне. Честно. Однако это не изменит вашей участи. Жаль. Вправду жаль. Но вердикт вам уже вынесен силами куда более высшими, и не в моей власти его обжаловать. Вот если бы да кабы, то да… Но не будем о грустном. Смерть ведь ещё не конец.