Выбрать главу

Мать не ответила. Спит? Не слышит? Джинни хотела отойти, но мать неожиданно улыбнулась и тихо сказала:

— Береги себя, Джинни.

— Ты тоже, мама.

Джинни позвонили ночью. Она примчалась на джипе в больницу и влетела в палату. Мать была в коме. Она лежала под капельницей, а доктор Фогель поднимал ей веки и слушал сердце.

Оттолкнув санитаров, Джинни потянула его за халат.

— Пожалуйста, — прошептала она, — дайте ей уйти.

— Я занят! — прошипел он.

— Она готова. Дайте ей уйти.

Он усадил Джинни в кресло и строго спросил:

— Вы хотите, чтобы ваша мать жила? Или нет?

Она не ответила. Громко жужжала какая-то аппаратура…

— Мы делаем все, что возможно.

— Я знаю, доктор Фогель. Я ценю это. — Ей показалось, что он вот-вот заплачет.

Через час, не приходя в сознание, мать умерла.

Джинни вернулась в хижину, легла на кровать, на которой когда-то родилась, и заплакала. Те, кого она любила, выросли, умерли или изменились — потому что горы проржавели, реки изменили свои русла — ничто не осталось неизменным; каждому живому существу суждено умереть — и умереть в одиночестве.

Она вытерла слезы, поправила постель и приступила к чтению очень подробных инструкций матери. Вскоре приехал Карл — стройный, высокий, красивый, в военной форме — истинный продолжатель дела майора. Они молча обошли два дома, потом продали лишнюю мебель, кое-что сдали в хранилище и покончили с продажей особняка и хижины преемнику майора. Подписали множество бумаг, сдали в банк наличные для себя и Джима, поцеловались и расстались — скорей всего, навсегда.

Она позвонила Айре.

— Айра, это я, Джинни. Моя мама умерла.

Он долго молчал.

— Мне очень жаль, Джинни. Она была хорошей женщиной.

— Спасибо. — Она сама не понимала, зачем позвонила. Что ей с того, что мать была хорошей женщиной? — Как Венди? — Она услышала ее плач во дворе. Сердце сжалось.

— Отлично. Она ходит к Анжеле, пока я на работе.

Джинни едва удержалась, чтобы не спросить, скучает ли по ней Венди, как скучает она?

— Бедная Анжела. Она не возражает?

— Что для нее еще один? Только веселей, — ответил Айра, не проведший в детстве ни одного дня в одиночестве.

— Айра, я… — Она чуть не спросила, нельзя ли ей вернуться. Бедный дорогой человек! Она очень обидела его, бездушно нарушив правила, какими бы глупыми они ей ни казались.

— Да? — нетерпеливо спросил он.

— Я… я…

— Джинни, когда ты вернешься? Ты нужна нам с Венди.

Они тоже очень нужны ей! Больше, чем когда бы то ни было.

— Айра, я…

— Пожалуйста, возвращайся, Джинни. У нас будет еще ребенок, и все наладится. В доме разруха. Я неделями не ем горячего. Венди по ночам плачет. Ей нужна настоящая мать, Джинни. А мне — жена. Настоящая жена.

Джинни замерла, подумав о покойной матери: она была настоящей женой и матерью — пока в ней нуждались. Что посоветовала бы мать? Последовать ее примеру? Или нет? Но мать умерла, предоставив право ей самой составлять сценарий собственной жизни. Джинни была ее продолжением, но слишком рано приговаривать себя в двадцать семь лет к медленной смерти.

— Нет, — еле слышно сказала она.

— Нет?

— Я подам на развод, Айра. Я хочу забрать Венди.

— И выйти замуж за того мерзавца?

— Нет.

— Куда ты поедешь?

Она помолчала.

— Не знаю.

— Ты не получишь Венди. Я не могу доверить своего ребенка сумасшедшей.

— Сумасшедшей, которая случайно оказалась ее матерью, — разозлилась Джинни.

— Неужели бедное дитя мало от тебя натерпелось? Ты сбежала даже не попрощавшись…

— Ты выгнал меня ночью…

— …А теперь, когда она черт знает из каких соображений тебе понадобилась, ты приползешь назад? Чтобы обмануть ее снова? Не выйдет! Ты не нужна ей! Она уже называет Анжелу мамой. Оставь ребенка в покое!

Венди называет Анжелу мамой? У Джинни перехватило дыхание.

— Но ты ведь сказал, что она плачет по ночам?

— Не помню.

— Ты только что это сказал!

— Ты себе льстишь. Знаешь, женитьба на тебе была самой большой ошибкой в моей жизни.

— Я тоже не считаю это время самым лучшим в своей жизни. — Готова ли она принести ее в жертву богу эмансипации? Или все-таки приползти к Айре и принять его условия?

— Мне жаль, что умерла твоя мать, — смягчился Айра. — Она была настоящей женщиной. Тебе до нее далеко.