Часть 7. Мануэла.
У Эннио есть дочка, зовут ее Мануэла.
В то время, когда мы были в Италии, ей было лет двадцать. Я тогда чуть не влюбился в нее. Она училась в институте иностранных языков. Одним из обязательных у нее был – русский. Эннио, пользуясь случаем, частенько брал ее с собой, дабы она могла потренироваться в русском языке в беседах с нами.
Она сразу приглянулась мне, да и я ей тоже, как мне казалось, потому, что быстро нашли с ней общие темы для бесед, тонули друг у друга в глазах, когда темы для разговоров уже не имеют значения.
На каком языке мы разговаривали, так же не имело значения.
Русский язык она только начинала учить и знала его, откровенно говоря, – слабо. Зато хорошо говорила на немецком. Я наоборот – слабо знал немецкий. Итальянского не знал ни капли. Когда мы с ней болтали, а это делали всегда, как только виделись, то использовали два языка сразу: русский и немецкий. О чем мы говорили – убей, не помню. Но весело и интересно было это точно.
Санька Шевченко, как-то даже высказал свое восхищение:
- Ну, Сивухин, ты и даешь!
Я, действительно, человек неразговорчивый, но тогда, видимо, находясь под очарованием красивой девушки, которая, к тому же капельку внимания обратила на русского болвана, во мне раскрылись скрытые возможности. Я все больше и больше поддавался ее влиянию и притяжению, пока Эннио не заметил это.
Он не сказал ни слова, мы продолжали занятия как обычно, но Мануэлу он больше с собой не брал.
Только в последний день нашего пребывания, он привез ее попрощаться. В этот день мы и попали к нему домой.
По дороге в Родано, я сидел в машине на заднем сиденье рядом с Мануэлой. Слов не было. Мы оба чувствовали разлуку. Лишь изредка, как бы невзначай, касались друг друга. Горечь о потерянном чувстве, еще не вошла в наше сознание. Но было очевидно, что мы оба очень много потеряли и так мало были вместе.
Когда мы вошли в дом Эннио, я заметил, как он что-то резкое сказал Мануэле. Та побледнела, хотела вспылить, но не осмелилась. Потом почти в слезах, убежала в свою комнату.
Больше я ее не видел. Даже фотографии нет, по которой смог бы воспроизвести ее образ. А ведь Эннио много раз нас фотографировал. И не прислал ничего.
Как-то раз, Мануэла, в ресторане, сидя рядом со мной, достала учебник русского языка, так мы с ней весь вечер делали домашние задания. Потом, в ее тетрадь по русскому языку я написал кусочек песни Юрия Кукина:
Опять тобой дорога, желанья сожжены.
Нет у меня ни бога, ни черта, ни жены.
Чужим остался запад, восток – не мой восток,
А за спиною запах пылающих мостов…
Как предчувствовал.
Впрочем, я отвлекся от производственного процесса.
Часть 8. Столовые в Италии.
Обойдя все цеха завода «Карло-Эрба», обсмотрев все секреты и записав их на «корочку», мы смело могли записываться в промышленные шпионы. По приезду домой обо всем доложим высшему начальству. О том, как за границей «кирпичом ружья не чистють».
Подошло время обеда. Вот тут наша делегация показала себя на высоте. Мало того, что мы взяли по три порции, но и, пользуясь возможностью – «на халяву, за все уплачено», в столовой, с раздатка, умыкнули по паре бутылок вина и пива. Считая себя героями, не заметили, что Эннио сделал тоже самое.
Оказывается, у них вино положено к рациону в рабочей столовой. А норма продуктов и блюд, какие допускается ставить на разнос, с учетом бесплатного питания, была еще больше по количеству, чем набрали мы.
Ну, итальяшки, вы и даете…
Кстати, зарплата у них в двадцать раз больше, чем у нас. Откуда люди деньги берут, непонятно. Вроде и не грабят ни кого…
Часть 9. Учеба и переводчики.
После обеда мы направились в учебный класс, где и начались занятия.
Эннио сидел напротив нас с Санькой и рассказывал работу электронной части хроматографа. Слабое знание русского языка не давало ему в полной мере раскрыть свои возможности. Поэтому, на следующий день нам дали переводчицу – дипломницу того же иняза, в котором училась и Мануэла. Надо сказать, дело у них по выпуску переводчиков поставлено неплохо. Эта девушка, которую звали …
Вот дела, забыл!...
Сейчас позвоню Саньке.
Облом. Ни кто не берет трубку… Ладно, потом, может, вспомню.
Да, так вот, девушка – переводчица, в свое время, оказывается, год прожила в московской семье, по контракту, дабы научиться говорить на нашем языке. Ее русский практически мало отличался от нашего. Итальянский акцент вообще не чувствовался. Единственно, чего ей не хватало это – знания технических терминов. Нам приходилось объяснять ей значение таких слов, как: операционный усилитель, дешифратор, аналого-цифровой преобразователь и т.д. Постепенно она их запомнила и к концу наших курсов переводила за Эннио описание электронных схем почти синхронно.
Наши девушки – химики, занимались в другом месте. У них была, естественно, своя программа. Покороче нашей – прибористов. И они пробыли в Италии только неделю.
Часть 10. Песни в ресторане.
В один из выходных дней фирма раскошелилась и устроила нам поездку в Венецию! Для нас – пятерых человек с Украины. В этой поездке командовала снова Ирина. Она все организовала, забронировала билеты на поезд, накормила перед дорогой и потом весь день посвятила нам в качестве экскурсовода.
Впрочем, я забегаю вперед. Надо кое-что осветить прежде.
На второй или третий день, нам выдали лиры. За что, ни кто не знает. На мелкие расходы: зубную пасту, сигареты, пиво… Что-то, около тысячи долларов на каждого. Для итальянцев это были мелочи. Для нас же – сказочное богатство, которое, мы в течение нашего пребывания «за бугром», благополучно прокутили. У меня на память от тех денег остались, кажется, только наушники к плейеру и зажигалка.
Пока с нами были наши дамы во главе с Валентиной Павловной, или просто Валентиной, которая, как мы догадывались, была симпатична Ренато, нас каждый вечер водили ужинать в какой-нибудь ресторан, где Ренато сидел в окружении наших женщин, как король. Нам с Санькой это было только наруку.
После того, как Надя и Лариса через неделю улетели, а Валентина с Ренато отправились гулять по Риму, нам на ужин оставалось только пить кофе у себя в номере, с булочками, сэкономленными от завтраков.
Помню, как-то вечером, в одном из ресторанов, под обильное вино и закуски, я запел на итальянском языке песню: «О, мое солнце!». Ренато тут же подхватил, потом к нам присоединились итальянцы с других столиков. Видимо это была их любимая песня, как вроде у нас «Подмосковные вечера». В конце песни, весь ресторан, вместе с нами с воодушевлением пели: «О, солэ, о, солэ мие. Стайн фронт а тэ. Стайн фронт а тэ!...».
Валентина Павловна только и произнесла:
- Ну, ты, Сивухин и даешь!...
В детстве, у нас в деревне крутили пластинку Робертино Лоретти, и я запомнил слова итальянских песен. Хотел еще им спеть «Ямайку», но Санька дернул меня за рукав, показывая глазами на незаконченную бутылку.