— Назад! — шипит Клемент. — К нам гости.
Я прислоняюсь к стене и пытаюсь хоть сколько-то взять себя в руки.
Дверь со скрипом распахивается, и в тусклом свете возникает пухлый силуэт Алекса Палмера. Он останавливается на пороге, давая привыкнуть глазам к сумраку нашей временной тюрьмы.
Мне хочется выложить ему тонну всего — и ни грамма приятного, — и в итоге я не сдерживаюсь:
— Что, на хрен, за игрушки такие, Алекс?
Мой бывший коллега, теперь облаченный в темно-зеленую непромокаемую куртку и резиновые сапоги, угрюмо смотрит на меня. И вполне разумно предпочитает держаться подальше.
— Никаких игрушек. Все предельно серьезно.
— У тебя ровно десять секунд, чтобы развязать нас, а не то…
— А не то что? — перебивает Алекс. — Не в твоем положении диктовать условия.
С горечью вынуждена признать его правоту.
— Чего ты хочешь?
— Вот это хороший вопрос, Эмма. Я скажу тебе, чего я хотел: чтобы ты не совала свой нос в дела, которые тебя совершенно не касаются. И я предоставил тебе уйму возможностей слиться. Господи, да я даже работу тебе предложил. И вот к чему все это привело. Так что отныне дело сводится вовсе не к тому, чего я хочу.
— А к чему же тогда?
— К тому, что нужно сделать.
Он сует руку в карман куртки и достает штуковину, которую за дрель уж точно не принять.
— Вставай, — приказывает Алекс, небрежно направляя пистолет в мою сторону. Воистину, одни могут прожить всю жизнь, в глаза не увидев огнестрельного оружия, — по крайней мере, в Великобритании, — а мне вот за два дня угрожают пушкой уже во второй раз. Тяжелая выдалась неделька.
Поворачиваю голову к Клементу в надежде на его телепатическое предложение, как нам выбраться из столь затруднительного положения. Судя по его сосредоточенному выражению лица и вздувшимся венам на шее, он, скорее всего, пытается разорвать путы на запястьях.
— Вставай, говорю!
Снова поднимаю взгляд на Палмера.
— А то что? Застрелишь?
— Думаешь, не смогу?
— Я думаю, Алекс, что ты жалкое и убогое подобие мужчины. Хоть ты и родился с яйцами, у тебя их нет!
Он приседает на корточки и, глядя мне в глаза, с ухмылкой говорит:
— Забавно. Видишь ли, твоя подружка Джини Варма вчера вечером почти точно так же и выразилась, когда я ей звонил. Ты прямо своего клона слепила, Эмма.
— Джини не имеет к этому никакого отношения.
— Как и ты к блокноту. Или твой отец, коли на то пошло.
— Может, расскажешь, как он у него оказался?
— Теперь это уже неважно. Блокнота все равно больше нет.
— Последняя улика, касающаяся «Клоуторна».
— Ах, какая утрата! — презрительно фыркает Палмер.
— Ладно тебе, Алекс, теперь-то можешь и рассказать. И кстати, как тебя-то вовлекли?
— Э нет, Эмма, так не получится. Это тебе не кино про Джеймса Бонда. Боюсь, ты никогда ничего не узнаешь.
— Я знаю, что ты Таллиман.
Подтверждения не следует. Алекс лишь качает головой и ухмыляется.
Затем поворачивается к Клементу и кричит:
— Как ты там, Ларч? — У меня мелькает мысль, смотрел ли великан когда-нибудь «Семейку Аддамс», чтобы понять иронию Палмера. — Я бы на твоем месте не трепыхался — эти кабельные стяжки тебе в жизнь не порвать.
— Пошел ты!
— Успокойся, как-нибудь обойдусь. Эмма вот…
Тело великана заметно напрягается, а если бы взгляд был способен убивать, Палмера уже везли бы в морг.
— Да ты не волнуйся, — бросает, увы, вполне живой Алекс. — Я за другими не подбираю.
Теперь мой разгневанный взгляд пропадает впустую, поскольку он сосредотачивается на часах.
— Хоть и мило тут с вами болтать, нам пора. Давай, вставай.
— Никуда мы не пойдем!
— Пойдешь, Эмма, пойдешь. А нет, так твоя подружка Джини присоединится к своему женишку в больнице — вот только, подозреваю, койку ей выделят в реанимации.
— Ты блефуешь!
— Да ну? Хочешь рискнуть и проверить? Мне стоит сделать лишь один звонок, и тот же человек, что наехал на ее жениха, сегодня вечером навестит ее в квартире в Шордиче… Когда она будет лежать в своей кроватке совсем одна.
Палмера я знаю достаточно хорошо, чтобы опознать его ложь, и в данном случае, боюсь, он вовсе не врет.
— Последний раз говорю. Вставай!
Решаю не рисковать и принимаюсь дергаться, словно морж на берегу, в попытке подняться без рук. Клементу это дается на вид гораздо легче, пускай ему и приходится перемещать куда большую массу.